Юрий Николаевич Марр , Сергей Владимирович Кудрявцев - Сочинения. 1912–1935: В 2 томах. Том 2

Она научит отдыхать.

Вот и нет цвета лучше, чем чёрный,

Только чёрный чист и совершенен.

Но от нас другие краски скрыли

Черноту материнского лика.

24 VIII 1928

Абастуман

Франсис Жамм Молитва, чтоб идти в рай с ослами

Всего три месяца с чем-то… Ныне

Тужу, что учился латыни мало.

Что делать? Бедная мать желала,

Чтоб я служил у купца иль банкира…

Она, как умела,

Хотела

Мне счастья и мира…

Мир и любовь её памяти!

Меня учили торговой грамоте

– Знать, что такое счёт, облигация,

Акция, тратта, римесса, вексель…

Тут ли было до латинских флексий,

Сатир Ювенала иль од Горация?

Страницу на́искось прочёркивал тонко,

Выводил сальдо, делал транспорт,

По всем законам «Двойной итальянской»

Стройно цифр выводил колонки

Равнял их роты.

Пулемётным треском конторских счётов

Расстреливал грёз оплоты…

Бесплодно!!

Душа (что ж? пишу это старое слово —

Отречься от старого мы готовы,

Но новое мерим старой меркой)

– Душа не хотела, чтоб я был клерком!

Как червю шелковичному тут,

Аканфовый лист латыни

В питанье тому дают,

Кто куколкой стать захочет,

Имя которой – студент.

Время какое-то минет,

В беспорядке пройдут

Бессонные ночи,

Бестолковые дни

– Хризалиду покинет,

Слабые крылья раскинет,

Интеллигент!

Полетит на огни, горящие золотом,

На золото, жгучее точно огни…

У воевавшего с голодом

Студента-филолога,

Читая о Галльской войне,

Брал уроки латыни,

Возвращаясь домой

В шесть часов со службы,

От усталости в полусне…

За три месяца с малым

Прочной не сладить дружбы

С языком «Энеиды», «Анналов»…

На экзамен понёс с собой

Цезаря, Ливия, “Eheu! fugaces…”

С этим грузом в зал рекреаций

N…ской гимназии войдя с волненьем,

Подступил с почтеньем

К воплощенью премудрости мира…

Синяя ночь вицмундира,

С перьями тучек пуха,

Пуговиц-звёзд золотыми гвоздями

Приколочена к глобусу брюха.

Грива и взор Зевеса —

Глазам больно!

Хоть их зажмуривай!

Под седых усов завесой,

Пожелтевшей от курева,

Аромат алкогольный —

Смесь шамбертена с сивухой…

Взмолнил взором Юпитер,

Усы вытер,

Взгромовержил: «Ну-те!»

Как вспомню о той минуте,

Сердце щемит.

– За три месяца с малым,

Не быв гимназистом,

Можно ль стать латинистом? —

Цезарь прошёл вяло,

Кое-как Гораций,

Но нужно признаться —

Испортил всё Ливий Тит…

И воззрел Юпитер в окно на клёны

На скульптурную Зевсову гриву —

Улыбнулся лениво,

Вчерашнюю вспомнил попойку

И… поставил мне тройку!

Вот и всё о том, как учился латыни,

От конторской чихая пыли я.

И кто в меня камень кинет

За то, что не знаю Вергилия?

И всё же к поэту «Буколик», «Георгик»

Стремлюсь порой, проклиная восторги

Урбанизма бензинно-бетонных оргий.

Зачем толпимся меж стен, зубами

Грызущих небо, сожравших дали?

Зачем асфальт и гранит втоптали

В сырую мать землю? Зачем мы сами

Ложью черним белизну бумаги?

Зачем мы нюхаем пыль и вонь?

Зачем мы слушаем лязг и стук?

Зачем мы глядим на углы и кубы

(Каких ещё нужно нам теорем?)

Зачем? Зачем?

Вопросы тщетны и – знаю – глупы,

Но что же делать, когда мне любы

– Страна, раскрытая как ладонь…

На жирной грядке свежий латук…

Ива над зеркалом влаги,

Распустившая волосы,

Расчесавшая длинные кудри

Золотым гребешком лучей

На зелёные ровные пряди…

Мычанье стад на хуторе…

Просторы неба, пажитей глади…

Кукушки голос…

Созревший колос

Полей?..

Мечтать об этом сладостно и больно

И так напрасно!

Но вновь и вновь слежу невольно

В прекрасных книгах за мечтой прекрасной.

И пусть не могут говорить Вергилий

Со мной, невеждой или Феокрит,

Зато потомок их далёкий говорит —

Пусть Жамм, слегка неловкий от усилий

Быть ясным и простым, прочтёт пред нами

Молитву, чтобы в рай он мог идти с ослами.

Молитва, чтобы в рай я мог идти с ослами

О, Господи, когда пойти к Вам будет нужно,

Пусть это будет в день, когда деревни в дружном

Наивном празднике пылят… Хотел бы я

Дорогу сам избрать и, как привык, бредя,

Идти, гуляя, в рай, где днём сияют звёзды.

Я трость свою возьму, пойду большой дорогой