Анатолий Соломонович Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2

Столб словесного огня: Стихотворения и поэмы. Том 2

Стихотворения 1917

РУИНА

Я древний храм. Безжалостное время

И человек преступной пятерней

Царапают мне паросское темя,

И выжигает мне метопы зной

Полуденный немеркнущего солнца, –

И раскрошился царственный фронтон,

Что окровавленного зрел Колоннца

И дочери-сестры невинной стон.

Я периптер дорийский на вершине

Червонным дроком крытого холма,

А подо мной бесплодные пустыни

И океана синяя кайма.

Две сотни раз сменялись поколенья,

И вереницей долгою века,

Как корибанты, с хриплым песнопеньем

Неслися вдаль, как вечная река.

Но никогда еще Дианы жрицы

И Аполлона пастырь не всходил

Во глубь моей мистической светлицы

В пьянящих облаках своих кадил;

Но никогда святое Аллилуйя

Через меня к далекому творцу,

Как звуковая, мечевая туя,

Не поднималась к звездному венцу.

И храм, и бог, и песнь, и пророки –

Цветы пустыни, желтоликий дрок;

И их целует в пламенные щеки,

Кто навсегда остался одинок;

Кто только истины своей минутной

Чуть-чуть в словах предвидит волшебство;

Кто, уходя из жизни многотрудной,

Улыбки детской ведал торжество.

Руина я, руина в желтом дроке,

Маяк, оберегающий моря, –

И только Музы строгой и высокой

Молилась тень под сенью алтаря;

Да ласточек стрельчатые короны

Со щебетанием мне нижут грудь,

И плющ по обезглавленным колоннам

Всё выше к небу пролагает путь.

20 января Феодосия

НЕТЛЕННОСТЬ

В безбережном просторе вод

Меня благословил Господь

Незапятнимою мечтой

Невоплотимости святой,

Которую не сотворил

По слабости среди могил

Мой нерасчетливый творец,

Алмазно-радужный венец

Надвинувший на горький лоб,

Но зла не водворивший в гроб.

И я, открыв алтарь зениц,

Влюбился в белоснежных птиц

Неукоснительный полет,

И в Розы пурпуровый рот,

И в колокольню над селом,

В ее торжественный псалом;

И я поклялся никогда

Лицеприятного суда

Не быть слугою, а нести

Святым невольником мечты

Фантазии и нищеты

Недонесенные кресты.

И я, как ты, мой брат, Христос,

Носил с утеса на утес

Венец завороженных роз,

И не угас Хризостомос

Под натиском враждебных сил

У окровавленных могил,

Меж злобных поросячьих рыл,

И не угаснет никогда

До гласа Страшного Суда,

До торжества, до торжества!

28 декабря 1916 – 30 января 1917 Феодосия

ЧАСОВЫЕ

У меня небылицы

Украшают столицы

Беспредельных империй;

И дворец суеверий,

И чертоги фантазий

Не чертенок чумазый,

И не сам Люцифер,

И не ратники сфер,

Шестикрылая братья,

От людского проклятья,

От хихиканий злых,

От глупцов головных

Охраняют: цветы

Без шипов и без яда –

У пустыни ограда,

Через пропасть мосты.

Да, цветочки простые,

Но зато голубые,

У меня часовые, –

И никто не прошел,

И никто не прочел

У поэта скрижали

Ликованья, печали!

И у библий раскрытых,

Красотою залитых,

Вдоль коралловых литер

Проходил лишь Юпитер

В ореоле лучей…

Я ничей! Я ничей!

У границ часовые

У меня голубые;

Голубые ж глаза,

Что твои небеса:

Только рыцарь креста

Их целует в уста!

А наемник простой

За чертой, за чертой!

Только Розу одну

Навсегда в синеву

Пропустили вчера

Часовые царя,

И навстречу они

Ей подъяли в тиши,

Как войска на картинке,

Золотые тычинки,

И лазурным венцом

Королевну потом

Увенчали…

6 --">