Алексей Борисович Черных - Луны и звёзды

И для цветов — не баловство.

А он всё выдержал и дальше

Пока что радует меня.

Но я волнуюсь за страдальца:

Мороз продержится три дня.

* * *

Трассеры несущихся машин

Очередью рассекают темень

В этой самой тихой из тишин,

Где застыло дремлющее время.

Организмом включен звукофильтр,

Некий отсекатель автошума:

Я не слышу дребезжащий «т-р-р» —

Слышу звёзд мерцающие думы;

Слышу месяца шуршание в ветвях

Заслонивших небо вязких сосен;

Слышу лета дребезжащий страх,

Ведь его теснит прохладой осень.

* * *

Морозные бледные звёзды

Поблескивают едва.

Рождает мартовский воздух

Немартовские слова.

Давно прилетевшие птицы

Насвистывают весну.

Им нужно перекрутиться

Еще только ночь одну.

А утром с восходом солнца,

Когда возвратится тепло,

Не грех со страстью гасконца

Опять засвистать светло.

Опять заливаться звонко,

Морозу напоминать,

Что стоит ему, чертёнку,

От нас уже убегать.

Канун полнолуния

И снова старую ведунью

Одолевает липкий страх:

Стремится месяц к полнолунью,

Полнеет прямо на глазах.

Ведунья знает: в это время

Нечистых порождений племя

Должно под действием луны

Врываться вихрем в явь и сны.

А не врывается. Ведунья

Беду не уставала ждать,

Как будто некое безумье

Ей не давало застывать.

Всегда, хотя перестрадала

Уже немало полных лун,

Её душевное начало

Жёг полнолуния канун.

Родится месяц — проступают

В её душе покой и блажь,

Когда ж он щёки округляет —

Ведунья разом входит в раж.

Не помогали ни гаданья,

Ни предсказания судьбы:

Насколь нелепы ожиданья,

Настоль их следствия глупы.

Ничто не вечно под луною,

И лишь ведуньи старой страх

Стал вечною величиною

В её сознанье и глазах.

И тут уже не ясно даже

Что больше портит бытиё,

Нашествие нечистой блажи

Или отсутствие её.

Подчас надуманные вещи

Страшнее истинного зла.

Не многим виден мир зловещий,

Луна же рядом — вон взошла.

* * *

Бьёт молотком по темени

Мыслей пустых мигрень.

Я потерялся во времени:

Спутались ночь и день.

Вроде бы только жарило

Солнце моё лицо,

А уж заката зарево

Тлеет полукольцом.

Суетностью наполнится

Нового дня релиз.

Только мигрень напомнит мне,

Что утекает жизнь.

* * *

Уже окрепший месяц

За частоколом сосен

Пытается порадовать наш взор.

Все, кто о счастье грезит,

Его быстрее просят

Прорваться на зияющий простор.

* * *

Луна за моим окном

Слегка потеряла в весе,

Хоть, выглядя не кружком,

Ещё не ужалась в месяц.

Лучисто пронзая ночь,

Собой затмевая звёзды,

Все сны разгоняет прочь,

А снам испарятся — просто.

Так, глядя на нас с высоты,

Горя, как царский червонец,

Луна в дни своей полноты —

Властительница бессонниц.

* * *

Обычное дело — гулять по воде,

Как раньше ходил Иисус.

Тянуть свои руки к далёкой звезде

И чувствовать счастья искус.

Ногами круги по воде разгонять

И чувствовать, как за спиной

Вода, всколыхнувшись, застынет опять

Под звёздами и под луной.

Идти и идти, не заботясь о том,

Что мир не увидит твоих

Умений ходить по воде босиком —

В отсутствии понятых.

Не вечны круги на воде и следы,

Не вечны и мы под луной.

Но вечен — почти — свет далёкой звезды,

Что тянется за тобой.

* * *

Я на качелях. Небо, сосны

То вниз летят, то вверх взлетают.

Стишок какой-то несерьёзный

Мой мозг из строчек собирает.

Рифмуются прохлада ночи,

Молчанье звёзд, сомненья ветра…

Как будто был уполномочен

Я Кем-то, Кто всесилен очень,

Метафорами сыпать щедро

И собирать искринки мыслей

В опалоцветные созвездья,

Неся их, словно в коромысле,

С блаженной, но благою вестью.

Но, постепенно замирая,

Утихомирились качели,

И вся восторженность благая,

Некрепкая, полусырая,

Исчезла, как снега в апреле.

И рифмы напрочь улетели.

* * *

Будем медленно и плавно,

Не спеша, излишне ленно,

Позабыв напев о главном,

Петь лишь о второстепенном:

Вид описывать из окон;