Андрей Мелисс - Вся правда – вся позор

— Он разве б рабство создавал?

А от чего свобода — выдумка твоя, а рабство вдруг его?

По мне так очевидно все наоборот.

Ведь звери все его, природу он придумал,

Свободы он желал, людей губить не думал.

Да кто б его спросил, чего же он желал?

Никто ж не спросит! Все о спасении молят,

Все смертных бы спасать… а для чего

Они о Боге без Христа глаголят?

— Христа увидели б и Бога позабыли…

— Воистину! Ну-с, выпьем.

— Выпьем. Ответь мне, брат, Мария у тебя от куда?

— Ну как от куда, в Москве ее я встретил,

Как свиделись, так сразу полюбил

И вот представиться тебе хотели.

— Вы женитесь?

— Пока что нет, но дело близится к тому.

— Не надо.

— Это почему?

— Ну ведь женитьба есть оковы,

Свободе и любви жить вместе сложно,

А ты младой, и вижу в тебе силы,

Так выбираться придется, что тебе дороже.

— А от чего ж мне с нею нельзя быть,

Холить, лелеять и любить?

— Так можно, я не спорю, но при том,

То, что сказать тебе хотел:

Заботиться о ком-то о другом,

Как будто жить для службы дел.

В рутину быстро превратятся

Все ваши страсти и любовь,

Года ж уже не воротятся,

Забудешь с нею барский тон.

А вот представь, её ты любишь,

Но вдруг болезнь и умерла,

И что же делать тогда будешь?

Предашься чувству вновь сполна?

Вот нет. Забудешь жизни краски,

Вину себе возьмешь за всё

И что тогда? Свобод прикрасы

Забудешь. Навсегда, при том.

Но ты орел долин великих,

Перья черны, густы, и ты,

Свой голос возвышая дикий,

Возьмешь правления бразды

Свободы. Помяни меня:

Мы пусть враги, а пусть друзья,

Но истина всегда одна,

Её открыл я для тебя.

— Дай Боже, чтобы ты ошибся.

— Когда в последний раз то было?

— А было ли вообще?..

— Так вот оно, в чём дело…

На утро выехал домой,

Груженный страхом новым,

Мне в мыслях лазить не впервой.

(Следил за барским тоном).

Уж Солнце село и восстало,

Луна светлела, умирала,

Раскаты грома и дожди,

И время шло. Ну подожди

меня. Куда летишь?

Куда спешить тебе, скажи мне,

Ты разве не само решишь,

Когда и что б происходило?

Всё бьют настенные часы,

И этот стук, меня будя,

Как будто бы мне смерть грозил,

И я пугался, не шутя.

Такое зрелище батрак

Увидел бы, да посмеялся,

А я все с ужасом боялся.

Слова же друга в голове

Засели и на долго.

Это заметила Мария,

Сим фактом беспокойна.

— Ты после друга сам не свой,

Хоть время и прошло,

Ты будто выть скоро начнешь,

Уставившись в окно.

Скажи мне, что с тобою?

Неужто заболел?

Давно ли ты молитвою

Вновь начинал свой день?

— Да, Маша, точно болен, сильно,

А как зовут болезнь не знаю.

И ты не знаешь. Доктора

От сей болезни не спасают.

Меня ты любишь?

— Да, конечно.

— Но это всё твои слова,

И им я должен свято верить,

Дышу все дымом от костра,

А что костер? Он дымом пышет.

Ты видела, друг одинок,

И он владеет целым царством,

А что же я? Совсем не инок:

Ни королевства, ни богатства.

Уж время быстро пролетело

С нашей учёною скамьи,

А он как был и чист, и верен,

Так был он до сея зари.

Отец погиб, и от кого!

Его соратники, друзья

Его пленили, всё за зря,

И расстреляли. Род думный дьяк…

И расстреляли… в спину нож,

А мне б не кончить с тем же духом,

Надеюсь, ты меня поймешь,

Что эти думы не со скуки…

— Что слышу я? Ах, в спину нож?

Вонзить тебе его должна? — потом, немного погодя,

Не может быть, что не ждешь

Спокойствию верные слова,

Что обнадежили б тебя…

Как смог же ты

В любви моею усомниться?

Что сделала такого я,

Чтоб блудницею очутиться?

В момент сложнейший вашей жизни

Я к вам пришла… ты звал меня,

Чтоб вы меня любили нежно,

Чтоб от отца не умирал.

Ваши глаза были дерзки,