Джон Рональд Руэл Толкин - Баллада об Аотру и Итрун

хоть в тайне ото вся и всех

не мог он сердцу прекословить —

но в замке пир велел готовить.

«Итрун! — он рек своей жене. —

С тобой мы счастливы вполне:

единой связаны судьбой,

в любви мы прожили с тобой

немало лет — но можем вновь

вкусить и радость, и любовь,

те, что в день свадьбы мы вкушали —

почувствовать себя в начале,

вернуть блаженство тех времен,

когда под чистый, ясный звон

мы шли в одежде подвенечной

счастливой парою беспечной.

Любовь еще жива у нас!

Да будет пир! И в добрый час!

Веселье в замке грянет пусть!

И пусть в сердцах сотрется грусть,

и пусть на пире предстоящем

мы новую любовь обрящем!

А там — как знать, быть может. Бог

пошлет нам счастье на порог

во времени, быть может, скором —

то счастье, молим о котором

мы оба уж не первый год…

Блажен, кто молится и ждет».

Вот так сказал он, но улыбка

была неискренна и зыбка.

В Бретонской дальней стороне

ключи студены по весне,

и птицы весело поют

и гнезда на деревьях вьют.

Бутоны отворились в мир,

веселый в замке грянул пир,

вино лилось, и менестрели

о радости великой пели,

и всяк печали позабыл,

как будто день венчанья был.

Лорд с чашей встал и, улыбаясь,

сказал, к хозяйке обращаясь:

«Итрун, твое здоровье пью!

За душу чистую твою!

За то, чтоб было счастье наше

сладчайшим, как вино в сей чаше!»

Не видно дна, вино красно,

но зелье в нем растворено —

из тех, что, не имея цвета,

рождаются во тьме, без света.

Хозяйка чашу подняла:

«Да будет, Аотру, светла

твоя стезя! И мы, как прежде,

всецело вверимся надежде!»

Помчались дни, с тех пор светлы,

и ночи были веселы,

и жизнь текла их без печали;

сны часто лорда возвращали

к виденью, в коем с ним всю ночь

в саду играли сын и дочь —

и свет лился на них с небес,

но был за садом темный лес…

Весна и лето миновали,

листва и лепестки опали,

задули вьюги, выпал снег,

лес обнажился и поблек,

ревело море, и прибой

на берег волны гнал гурьбой,

и сквозняки всю ночь, как звери,

протяжно выли из—под двери,

но люди в замке, у огня,

спокойно дожидались дня,

когда весна, не зная горя,

придет, как судно из—за моря.

Как вешняя капель нежна,

лилася песня из окна

и таяла в вечерней дреме…

«Скажите, что за радость в доме?»

«Хозяйке нашей полегчало!

Да—да, лиха беда начало!

Свершилось в нашем замке чудо —

несется детский плач оттуда!

Там два младенца! Пусть все трое —

и мать, и дети, спят в покое!»

«О, если бы сторицей Бог

ответить на молитву мог

и тем из нас, кто небогат

и всякому даянью рад!»

«Любому может повезти,

да вот не каждый лорд в чести!

Бог знает, дар кому направить.

Идем—ка в дом, чтоб их поздравить!»

Не слышно боле в доме стона —

но сын и дочь, как два бутона,

светло на Божий мир глядели,

в просторной лежа колыбели, —

и счастьем успокоясь этим,

хозяйка пела песню детям.

И лорд был счастлив с нею тоже —

но мрачным он стоял у ложа.

«Свершилось, — он сказал жене, —

все то, о чем мечталось мне,

и ныне нам с тобой дано

узреть, что ждали мы давно!

Есть у тебя еще желанья?

О, я готов без колебанья

исполнить их и все найти —

что ни попросишь принести,

хоть из лесу, хоть из—за моря,

чтоб жили мы, не зная горя!»

«О, Аотру! — молвила она. —

Большая радость нам дана,

послать которую молили

мы, обращаясь к доброй силе!

Но почитая и любя,

боюсь я отпускать тебя!

И все ж одно желанье есть —

мне мяса хочется поесть».

«Итрун, скажи — любую дичь

готов я для тебя настичь,

будь то хоть утка в небесах

или олень в густых лесах!

А жажда мучит? Нет беды!

Я принесу тебе воды

из самых дальних родников —

я для тебя на все готов!

Поверь, Итрун! Мне эти дети

дороже всех даров на свете!»

«О, Аотру! --">