Алексей Ануфриевич Дударев - Белые росы

class="book">И опять я:

Не встану?! Ну, тогда пойдем домой!

Бодя заржал очень заразительно. Русаченко тоже захохотал.

Смеялись долго. И вдруг Русаченко резко стал серьезным.

— А чего мы ржем?

— Ну, типа, не встану, а домой пойдем…

— Ну и пойдем… Домой…

Галюня возвращалась домой с подработки очень поздно.

В троллейбусе не было никого.

На одной из остановок троллейбус проглотил Русаченко.

Бодю почему-то потянуло в переднюю дверь, которая захлопнулась у него перед носом.

Троллейбус укатил.

— Не понял, — удивился Бодя.

Русаченко тяжело опустился рядом.

Галюня узнала своего шефа и чуть заметно улыбнулась.

Русаченко взглядом перехватил ее улыбку.

— Девушка, а как вас зовут?

Галюня ничего не ответила и отвернулась.

— Го-о-ордая, — зло улыбнулся Русаченко. — А проводить вас можно?

— Нет. Спасибо.

— Нельзя. Хорошо. А вы меня можете проводить?

Галюня посмотрела на пьяного мужчину в упор и ничего не ответила.

— Нехорошо, роднуля. Нехорошо оставлять беспомощного человека в беспомощном состоянии… Значит, никак?

— Никак.

— А за сто евро?

Галюня отвернулась.

— Хорошо. Двести.

— Вы серьезно?

— Абсолютно. И кофе в постель… мой. Вместе с шампанским… И машина утром в любой уголок нашей необъятной Родины… Не согласна?

А пятьсот?

— Только деньги вперед.

— Не вопрос.

Русаченко достал из портмоне пять радужных купюр.

— Пересчитай.

Галюня взяла деньги, пересчитала их, переложила в левую руку, а правой отвесила своему шефу звонкую оплеуху.

— Ты что? — засмеялся Русаченко. — Мало, что ли?

— Мало. — Галюня переложила деньги в правую руку, а левой съездила ему еще раз.

— Если мозги отпил, так хоть душу не пропивай. — Скомкала купюры и всунула их в верхний карман пиджака под расстегнутой курткой.

И вышла из троллейбуса.

Троллейбус завыл и покатил дальше по разноцветному городу.

Несколько секунд Русаченко тупо смотрел перед собой, потом достал мобильник, наугад потыкал пальцем по клавишам и сказал радостно:

— Але. А это я номером ошибаюсь… Девушка, меня только что побили… Спасибо. И вас… С наступающим!

Город сиял.

Андрей с большой хозяйственной сумкой шел по предпраздничному городу.

Новогодние елки, мигающие лампочки в витринах, рисованные деды морозы и снегурочки лезли в глаза со всех сторон.

Возле Парка культуры и отдыха Андрею встретилась молодая пара, которая катила перед собой коляску.

В коляске с перебинтованной лапкой, одетый в нарядную собачью жилетку, лежал симпатичный песик.

Андрей даже остановился.

Андрей вошел в здание детского дома, сказал что-то дежурной вахтерше.

Та окликнула одного из воспитанников, который повел Андрея по коридорам.

Снилось черт-те что!

Русаченко спал и видел во сне, что он спит.

У себя дома.

На своей кровати. Сладко спит.

И тут из кухни аист вышел с красными ногами.

Лягушка из пепельницы спрыгнула на пол.

Аист ее долбанул клювом и с удовольствием сожрал, задрав голову к потолку.

С балкона вышел Бодя в пушистой дохе, без штанов и в белых кроссовках.

— Не понял… — сказал он аисту и опять ушел на балкон.

У ног стояла мать-покойница. И плакала.

А возле комода из красного дерева, на котором стоял портрет матери, сидела эта психопатка из троллейбуса.

Она сосредоточенно вязала на спицах детскую пинетку.

Мать поднесла платочек к заплаканным глазам.

Русаченко открыл глаза.

Все исчезло, кроме материнского портрета на комоде.

Ленивый зимний рассвет вползал в комнаты.

На комоде перед портретом матери валялись измятые купюры евро.

В небольшом актовом зале детского дома воспитанники дошкольной группы готовили программу к встрече Нового года.

Песни, танцы,

--">