Александр Прибылов - Улигер

кобыле своей.

День была Гюль-Тегинь в степи,

Ночь была в широкой степи,

И еду и ночлег в седле отправляя.

Так много дней на кобыле своей седой

Тихо ехала Гюль-Тегинь,

Проезжая за день пути

Расстоянье, что в сотню дней

Может всадник проделать другой…

Стал тут в чрево ее топтать,

Бить ногой нерожденный малыш;

Зарыдала тогда Гюлель,

Стала так ребенку пенять:

«Ой не вовремя вздумал ты

Бить ногами меня сынок,

Прыть свою не в пору, — ему

Говорила Гюлель, — показал.

Далеко мы от юрты родной,

Далеко от отца твоего.

Не в чести, не среди родных

Мир увидеть ты должен, а здесь

В вольной дикой степи». Потом

Говорила ему Гюлель:

«Круп кобылы теперь тебе

Будет люлькой; высокий ковыль

Песни петь, коль я замолчу».

Так, рыдая, широкой реки

Между тем достигла Гюлель.

И к воде скорей поспешив,

Жажду чуя, на землю сошла.

Эй, едва сошла Гюль-Тегинь

Вниз с седла своего, ногой

Лишь своей коснулась земли,

Закружилась её голова,

Ослабели члены её.

Громко «Ай!» сказала она,

И водой отворивши путь

Появился на свет малыш,

С черным волосом головой

Уж покрытой, и полным ртом

Белых крепких зубов коренных.

Сразу, крепко сжав кулаки,

Заревел надувшись малыш,

Громко: «Ай!» — сказал-прокричал,

(И от крика того видать)

В тот же час у кобылы седой,

Что последней в стаде была,

У которой отвис живот,

Повылазила грива совсем,

И спина прогнулась углом,

Жеребенок родился. Имел

Заплетенную гриву он

И подковы на всех ногах

(В локоть целый подковы те).

Подивилась тому Гюлель.

Из реки проточной взяла

Гюль-Тегинь воды, малыша

Той водой омыла, тогда

Платьем высушила своим

И прозвала его Кэртё,

Коль родился в один он час

С жеребенком кобылы их.

Пожелала ему затем:

«Стань батыром могучим, сын,

Стань великим героем, родной,

Как мужчине быть надлежит…»

Тут опять закричал малыш,

Чуть родившись есть захотел,

Материнского молока

Громким криком требовать стал.

Стала сына Гюлель кормить,

Положив его к левой груди,

Ближе к сердцу его положив,

И сказав такие слова:

«Я из левой груди своей,

Той что к сердцу ближе, тебе

Молока дам, сынок. Испей

С молоком тем верность родне,

Правды, дружбы силу впитай!»

Стал Кэртё ее грудь сосать,

Зубом крепким стал теребить,

Молоко все из левой груди

Выпил он, опять стал кричать,

Пищи требовать громко стал.

К правой тут груди положив

Стала сына кормить Гюлель,

Так при том говоря ему:

«Я из правой своей груди

Молока тебе дам, сынок.

Я досыта тебя накормлю,

Силой-удалью напою,

Чтоб могучим батыром стал!»

Еще пуще стал теребить

Материнскую грудь Кэртё,

Выпил все молоко, ничего

Не оставил. Опять просить

Криком громким еды себе

Он у матери требовать стал.

Удивившись жадности той,

Говорила так Гюль-Тегинь,

Так сказала: «Больно сынок

Жаден ты, прожорлив не в прок,

Всю мне грудь искусал своим

Зубом крепким, родной мой сын.

Выпил все молоко мое.

Ничего не оставил. Теперь

Чем кормить мне тебя, Кэртё?!»

Услыхав такие слова

Устыдился Кэртё, тогда

Крик свой громкий он прекратил,

Жадность быстро свою унял,

И с набитым уснул животом.

Повздыхала над сыном мать,

Завернула в подол, тогда,

Повязав кобылу, седло

Положив себе в головах,

Улеглась-уснула Гюлель.

Ай закрыла она едва

Правый глаз свой, успела чуть

Веко левое опустить;

Ай, уснула кобыла лишь,

Жеребенка что принесла

О подковах на всех ногах,

С заплетенною гривой, уздой

Золотою что взнуздан был;

Старый волк матерый во тьме

Подобрался к стоянке их,

Жеребенка решив украсть,

Разлучить с кобылой, тогда

Поживиться мясом его.

Заприметил его Кэртё,

Притворился спящим, себе

Так сказавши: «Волка спугнуть

Толку мало — в степь убежит.»

Волка хищного --">