народ Російський - Русские богатыри

Бы­
лины не сказки, и дѣлать богатырей сказочными витязями значило бы искажать
ихъ внутренній смыслъ и глубокое значеніе, которое они имѣютъ въ дѣлѣ изу­
ченія древней жизни народа.
Если наша книга заставитъ читателей лишній разъ задуматься надъ тѣмъ,
что такое былъ нашъ народъ въ первый періодъ своего существованія, если
она заставитъ ихъ хоть сколько­нибудь полюбить русскихъ богатырей въ томъ
видѣ, въ какомъ они живутъ въ памяти народной, мы будемъ сторицею воз­
награждены за свой скромный трудъ.

Вольга

Еушшш.

/Инкіш ОелАншюкичг. —

(кдтогор,

ЛІиѵлііло Потыкг.

тебѣ прямо въ гридню прошелъ.

56

ДОБРЫНЯ никитичъ.

Мамелфа Тимоѳеевна и говорить Добрынѣ:
— Что же ты, добрый молодецъ, моихъ приворотниковъ и придверни­
ковъ расталкиваешь, безъ учтивости прямо въ гридню лѣзешь? Былъ бы живъ
мое дорогое дитятко, Добрынюшка, онъ бы тебя вѣжливости повыучилъ... Ты
ступай­ка своимъ путемъ­дорогою, а не то я тряхну своею старостью и сама
тебя клюкою попотчую!
Не слушаетъ укоровъ дѣтина, самъ разспрашиваѳтъ:
— Я, говорить, Добрыню третьяго дня видѣлъ, онъ живъ, здоровехо­
некъ, послалъ тебѣ поклонъ, велѣлъ узнать про жену свою, гдѣ она?
— Жена Добрынина сегодня съ Алешей Поповичемъ вѣнчается, самъ
князь ихъ* просваталъ, а Добрынюшка мой во чистомъ полѣ лежитъ прострѣ­
ленный...
Заплакала старуха, не стерпѣло Добрынино сердце:
— Матушка.—говорить, —вѣдь я твой Добрыня и есть!..
Смотритъ на него мать, не узнаетъ:
— Въ глаза,—говорить,— ты надо мною, старухою, насмѣхаешься: у моего
Добрынтошки было личико бѣленькое, а у тебя черное, у моего Добрынюшки
очи ясные, какъ у сокола, а у тебя мутные, у него платье цвѣтное, лапотки
семи шелковъ, доспѣхи что жарь горятъ, а у тебя лохмотья обтрепанныя...
А молодецъ все свое твердить:
— За двѣнадцать лѣтъ платье пообносилося, лапотки стопталися, лицо
постарѣло, очи помутнѣли...
Говорить, наконецъ, Мамелфа Тимоѳеевна:
— У моего Добрыни была на ногѣ родимая мѣточка...
Сбросилъ Добрыня сапогъ, увидала мать родинку, бросилась обнимать
сына, а онъ ее торопить:
— Ты давай­ка, матушка, поскорѣе мои гусли звончатыя, неси­ка мнѣ
платье скоморошье, я пойду на пиръ ко Владимиру.
Одѣлся Добрыня скоморошиною —и не узнать! Прошелъ ко Владимиру
въ теремъ, растолкалъ всѣхъ придверниковъ, вошелъ въ гридню.
— Здравствуй, —говорить—князь! гдѣ наше мѣсто скоморошье?
Владимиръ на него разгнѣвался.
— Ты чего, скоморохъ, слугъ моихъ толкаешь, мѣста своего не знаешь?
Ваше мѣсто скоморошье на печкѣ на муравленой...

ДОБРЫНЯ никитичъ.

57

Поклонился скоморохъ, вскочилъ на печку муравленую и сталъ въ гусли
поигрывать, по струнамъ поваживать.
Поднесли ему чару вина въ полтора ведра, да турій рогъ меда сладкаго;
выпилъ скоморохъ, не поморщился.
Владимиръ тогда и говоритъ:
— Это, видно, не скоморохъ, а могучій богатырь... Садись­ка, добрый
молодецъ, на любое мѣсто: хоть подлѣ меня, хоть рядомъ съ женихомъ...
Не сѣлъ скоморохъ ни подлѣ князя, ни рядомъ съ женихомъ, а выбралъ
себѣ мѣстечко противъ нарѣченной невѣсты.
Сидитъ да и говоритъ князю:
— Позволь мнѣ, князь милостивый, налить чарочку зелена вина и под­
нести ее, кому вздумаю.
— Наливай чару, подноси, кому полюбится,— отвѣчалъ князь.
Налилъ Добрыня чару, снялъ съ правой руки свое кольцо обручальное,
опустилъ его въ чару и поднесъ Настасьѣ Микуличнѣ.
— Выпьешь до дна, — говоритъ ей,— увидишь добра, а не выпьешь до
дна, не видаешь и добра.
Выпила Настасья вино, а кольцо­то и прикатилось къ ея губамъ, схва­
тила она его, надѣла на палецъ, оперлась руками на дубовый столъ и ско­
чила прямо черезъ питья медвяныя, черезъ яства сахарныя, воскликнула:
— Не тотъ мой мужъ, что подлѣ меня, а тотъ, что напротивъ сидитъ!
Бросилась она мужу въ ноги:
— Прости,—говоритъ,—меня въ моей женской глупости, что не послу­
шала твоего наказа, пошла за Алешу Поповича! Не сама я пошла, силою
меня взяли...
Глянулъ на нее Добрыня, сжалился:
— Въ твоей винѣ Вогъ тебя проститъ, а вотъ дивлюся я князю Влади­
миру, что онъ въ этой свадьбѣ сватомъ былъ, отъ живого мужа жену просва­
талъ! Дивлюсь я и брату крестовому, Алешѣ Поповичу: недавно мы съ нимъ
въ полѣ встрѣтилися, видѣлися, зналъ онъ, что я живъ, здоровъ...
Застыдился Владимиръ князь, не смѣетъ на Добрыню и глазъ поднять,
а Алеша Поповичъ испугался, --">