Анна Николаевна Александрова , Михаил Дмитриевич Туберовский - Туркменские сказки об Ярты-Гулоке

ТУРКМЕНСКИЕ СКАЗКИ ОБ ЯРТЫ-ГУЛОКЕ

КАК ЯРТЫ-ГУЛОК НАШЁЛ И ОТЦА И МАТЬ

Было ли это или не было — ехал по раскалённым от солнца пескам старик. Он ехал на ишаке и вёл за собой на поводу верблюда. Старик до света работал на мельнице и очень устал. Верблюд нёс на себе тяжёлые мешки и тоже устал. Ишак же устал потому, что на нём сидел старик. А до аула было еще далеко.

От бархана к бархану, от одной песчаной горы до другой, целый день вела старика дорога. Даже птица не знает, где конец этой дороге. Ветер и тот не знает, где конец пустыне. А человек называет эту пустыню Кара-Кум, что по-туркменски значит «чёрные пески». Вот где ехал старик.

Он ехал и пел песню, длинную, как его жизнь, и печальную, как его мысли, потому что он был уже очень стар и борода его стала белой, как груда хлопка, но у него не было сына — помощника в старости. О чём старик думал, о том и пел:

Был бы у меня сынок,

Сынок хотя бы с ноготок, —

Лицом подобный цветущему маку,

Нравом подобный весёлому солнцу,

А трудолюбием подобный пчеле, —

Вот тогда был бы я счастлив…

Вдруг старик услыхал, что кто-то его зовёт:

— Эй, ата-джан, дорогой отец! Если у тебя нет сыночка, так возьми меня в сыновья.

Старик удивился. Он остановил ишака и стал смотреть себе под ноги, но увидал на дороге только сухие кусты верблюжьей колючки.

Но голос раздался снова:

— Если хочешь увидеть орла, не смотри на землю!

Тогда старик поднял глаза к небу, однако и там не нашёл ничего.

А голос сказал совсем громко:

— Эй, ата-джан, кто же ищет барса среди облаков?!

Старик взмолился:

— Перестань прятаться! Покажись сейчас же!

Ему очень хотелось поскорей увидеть своего долгожданного сыночка. И вдруг он его увидел: маленький мальчик выглянул из верблюжьего уха! Он весело посмотрел на старика и пропищал тоненьким голоском:

— Я здесь, здесь! Ты видишь меня? Будь так добр, помоги мне выбраться из этой тесной кибитки, а то я задохнусь.

Старик вынул мальчика из верблюжьего уха и посадил себе на ладонь, — вот какой он был маленький! Голова его спереди была гладко выбрита, как у всех туркменских мальчишек, а за ушами торчали две тугие чёрные косички.

— Как же тебя зовут? — ласково спросил старик мальчика.

— Зови меня как хочешь! — бойко ответил малыш и принялся заплетать свои косички. Он проделывал это так спокойно, будто сидел у себя дома на мягкой кошме-подстилке, а не на шершавой ладони.

Старик покачал головой:

— Какой же ты маленький! Клянусь, ты не больше половины верблюжьего уха!

Малыш глянул на старика и засмеялся:

— Вот так меня и зови! Это мне по душе!

И старик назвал мальчика Ярты-гулок, что и значит «половина уха».

— Всем ты хорош, Ярты-гулок, — вздохнул старик, — но будешь ли ты мне добрым помощником в старости? Ты слишком мал!

Сынок хитро подмигнул отцу и ответил:

— Ата-джан, алмаз тоже не велик, но за один алмаз отдают сотню больших верблюдов.

И прибавил:

— Но ты, отец, не отдавай меня и за тысячу верблюдов, потому что я принесу в твой дом счастье и удачу.

С этими словами Ярты-гулок вскочил на ноги и, как заправский погонщик, закричал на задремавшего ишака:

— Ио, ио, мой ишак! Вези нас скорее к дому, а то у моей матери плов пригорит!

Ишак встряхнул ушами, и все четверо двинулись в путь.

* * *

Пускай они едут, а ты слушай, что было со старухой.

Старуха сидела посреди двора на белой кошме-подстилке и ткала ковёр. Она завязывала маленькие шерстяные узелки и думала о своём горе. А когда у человека горе, он или плачет, или поёт. Вот старуха и пела:

Был бы у меня сынок,

Сынок хотя бы с ноготок,

Выткала бы я для него ковёр —

Алый, как лепестки гвоздики,

Золотистый, как солнце на закате,

Синий-синий, как ночное небо.

Когда старуха глянула за ворота, она увидала, что её старик несётся вскачь на своём ишаке прямо к дому, а старый верблюд приплясывая бежит за хозяином.

— Эй, мать! — закричал старик еще издалека. — --">