Анна Абрамова - Разлюби меня...

Глава 1

Стас. Церер.

С Серым мы дружили с самого детства. Не с рождения, нет, хотя наши судьбы были похожи, но лет с десяти-двенадцати точно. И он, и я были сыновьями боевиков армии страны Церер. Переезды. Гарнизоны. Кровь. Грязь. Смерть. Все это было знакомо не по наслышке, все это знали мы с самого рождения, и считали, что иначе и быть не может. Другого мира и не видели.

Встретились в одном из закрытых гарнизонов, в том месте, где случился самый сильный прорыв за последние десять лет. Именно туда были стянуты все лучшие войска во главе с отцом. Ну, а где отец, там и я с мамой. Вот так судьба свела с лучшим другом.

Было нам тогда лет по двенадцать. Чужой гарнизон, серое небо, затянутое свинцовыми тучами, промозглый холодный ветер. У меня было ощущение де-жавю, потому что не в первый раз видел эти серые одинаковые казармы, бетонный забор с колючей проволокой, не в первый раз шаркал ногами по замерзшему стадиону, пытаясь найти себе хоть какое-то развлечение. Я просто слонялся, не зная куда деться от скуки, засунув замёрзшие руки в карманы штанов. Рукава у куртки как-то в один день стали коротки, хотя куртка болталась на мне как на вешалке, но со стороны я сам себе казался гордым и независимым парнем.

И вот спустя пять лет, мы прощались с Серым надолго. Грустить было как-то не по-мужски, и мы вспоминали себя мелких, рассказывая о первом впечатлении друг от друга.

— Я тебя первым увидел, — вспоминал Серый, — ты был… — тут он хрюкнул, сдерживая смех, и я точно знал, что сейчас ничего хорошего он не скажет. — Ты был как общипанный цыпленок: длинный нос, тощая шейка, которая торчала из воротника куртки. А, да! — и тут он не выдержал и заржал в полный голос, — куртка на тебе была, такая синяя, рукава короткие, и нос под стать цвету куртки, помнишь, холодно так было, ветер промозглый прямо в лицо, а ты не отворачивался, шел навстречу ветру… — тут друг резко замолчал, вспомнив, что мы не увидимся ближайшие года три, его лицо помрачнело, а синие глаза налились свинцовой тяжестью. — Короче, жалко мне тебя… — он взглянул в мое лицо, которое вмиг окаменело, четко обозначив скулы. Серый сглотнул, — …тогда жалко было, — быстро поправился он, — такой одинокий потерянный цыпленок. Вот и подошел, чтобы спасти, — Серый отвел глаза, тяжело вздохнув.

Ну что ж, настала моя очередь настоящей мести. Усмехнулся! Спрыгнул с теплой трубы и встал напротив друга, заглядывая в бесстыжие глаза.

— Себя-то помнишь? — тихо так спросил, но Серый невольно поежился, только сейчас осознавая, что перегнул. Жалости к себе я не прощал.

— А что? — попытался перехватить инициативу он. — Нормальный пацан был, — но споткнувшись о мой насмешливый взгляд, быстро добавил, — вроде…

— Вот, вот… — многозначительная пауза. И Серый заерзал на трубе. — Вроде…, - разрешил себе презрительный взгляд.

Неуправляемые эмоции — это не то, что я мог себе позволить. Неуправляемые эмоции — слабость, заведомый проигрыш.

— Ну и? И каким я был? — друг спрыгнул с труб, закипая.

Всего лишь точно рассчитанный взгляд, одна небольшая, хорошо продуманная эмоция и все, Серый у меня в кармане. Учи его не учи, а всегда эмоции через край, поэтому и проигрывает мне, хотя сил больше. Вот и сейчас Серый пытался задавить меня массой, возвышаясь на целую голову, и тесня накачанной грудной клеткой. Похлопал его по груди, заставляя отступить.

— Да был ты таким же как сейчас….бугаем с маленькой головкой. Не помню уж, что на тебе надето было. Но ты мне тогда показался нереально огромным. Куртка от ветра надулась как воздушный шар, того и гляди взлетишь под порывом ветра, и маленькая головка, заметь даже без шеи, торчала из этого безобразия…

Серый заржал, вспоминая тот день.

— Точно, была у меня такая куртка. В тот год — эта куртка была единственной, что на меня налезло. Я ведь не сформировался еще, рос, то вширь, то ввысь, никак определиться не мог.

— Ну вот и я тогда рос, то ввысь, то вширь, — повторил слова, — а ты — цыпленок…

— Ты вширь? — снова заржал Серый. — Насмешил. Как был тощий, так и остался. В длину да, но в ширину…

Ну да, действительно. Не в коня корм. Я не был тощим, скорее жилистым, как тот канат, плотно перетянутый жгутами. Ежедневные тренировки, редкие бои, когда отцы выпускали нас понюхать крови, сделали мое тело гибким, а мышцы тугими и твердыми. И вообще я гордился своей фигурой, накачанными руками, кубиками на --">