Даниил Ольховский - Заветные желания

глаза, у самой носовой перегородки, виднелся маленький, но очень заметный шрам. Нос крупный, но пропорциональный всем прочим частям лица. Губы грубые, сухие — он часто их прикусывал.

— Нальешь выпить?

— Иш, как не налью! Присаживайся сынок и говори, что будешь?

— Люстерский есть?

— Как ж нет-то! Конечно есть, свежий причем! Сейчас подам круженцию.

Путник подставил стул поближе к столу, уселся поудобнее.

— Как звать тебя, молодец? — старик кричал из-под стола, наливая в кружку свежую пенную медовуху.

— Иво. Иво Эль Гарден.

Трактирщик поставил увесистую высокую кружку на стол, с которой стекала выпивка. Люстерская медовуха, кою и попросил Иво, была лучшей медовухой на всем белом свете.

— Иво так Иво, им и будешь, значит-с. Я Тихомир. Но это как матушка назвала. Так меня все Тихим зовут, и ты зови.

Иво сделал глоток медовухи.

— Тихой… Будем знакомы.

— Конечно будем! Я себе тоже налил, давай за знакомство и выпьем.

Тихой достал еще одну наполненную до краев кружку. Иво опустил голову и усмехнулся, но сделал это так, чтобы дед не увидел.

— Давай выпьем. За знакомство.

Они стукнулись кружками и сделали пару глотков.

— Уф… Как же хорош наш родимый мед. Лучшая выпивка на всем континенте.

— Я нейтрально отношусь к алкоголю, не мне судить.

— Так и не суди, пф! Просто пей и наслаждайся.

Тихой сделал еще пару глотков. Иво не поддержал трактирщика.

— Кем будешь по цеху?

Тихой говорил соответствующе своему имени — тиховато, кривил лицом из-за медовухи. Иво ответил не сразу, сначала выдохнул и сделал глоток из своей кружки, дабы смочить горло. После этого он просипел, аромат алкоголя бил по его носу. Все время мужчина отводил взгляд в сторону.

— Наемником я буду.

— О как! И какими судьбами такой наемник в наших краях? Верхоянск — город дальний и простецкий, а на тебя взглянешь — ну точно столичный! Я ж, сынок, рукоятку твоего меча сразу заприметил, — трактирщик захохотал, — Хорошо сделана, на совесть.

— Все-то ты замечаешь, Тихой.

Иво сделал глоток медовухи.

— Ай, не томи уже. Редко гостей приличных встретишь, интересно же мне, что такого, как ты, привело сюда.

— По пути было, вот и заглянул.

— А откуда путь?

Иво немного отвлекся, сзади зашумели те, что пили вместе с Ярым.

— Не обращай внимания на них, они не верзилы, — Тихой почесал бороду.

Иво же сглотнул слюну, медленно развернувшись обратно лицом к старику.

— С лесов Аурамских иду.

— Аурам? Эт которое лесное государство, что на западе?! Ничего-ш себе, какая даль. Ты, Иво, видать серьезный парень у нас. Наемничаешь, да еще и в таких местах.

Иво усмехнулся.

— Да куда-там.

Тихой взял кружку и залпом опустошил ее, допив все то, что осталось. Смотря в кружку Иво, он понимал, что ему подливать еще рано.

— Да туда, хлопец, туда… Время тяжкое, сейчас пади попробуй выйти за стены дома — съедят тут же! Черт знает, что творится в мире. А ты вот ходишь, бродишь. Хотя, я люблю таких, как ты. Вы мира навидаетесь, а потом рассказываете, что да как, а я слушаю… Чтобы потом передать информацию.

— И что говорят? — Иво не отводил взгляда от Тихого, держал в руке кружку, но пока что не пил.

— Ох, да всякое говорят. Кто родичей хоронит своих, кто напротив — сынков да дочурок. У кого скот весь помрет, кто без крова останется. Всякое травят да болтают. Недавно парнишка заходил — ну лет пятнадцать отроду стукнуло, богом клянусь. А весь в саже да золе. Я его спрашиваю, мол, «что случилося с тобой, Боже»? А он молчит… И глазенками водит. Я еще раз задаю вопрос. Ответ — все то же молчание. Ну, я тогда подошел, за руку взял — незя ж с людьми в беде по скотински себя вести.

Иво внимательно слушал.

— Верно говоришь.

— Так конечно верно! Он ни слову не промолвил, а стоит и словно просит что-то, умоляет. Я думаю, ну, может воды или еды надобно… Даю стакан с водицей и хлеба буханку. Хлеб отдал обратно, а воду выхлебал в ту же секунду… И таких кружек воды, как из которых мы с тобой сейчас пьем, штуки три выхлебал сходу! Потом убежал и ни слова не сказал. Ну, думаю, ладно — Бог с ним, я помог, чем мог. А потом мужики местные мне-то и поведали, что у него дом сожгли, над матушкой надругалися ироды какие-то, а батьку…

Тихой остановился, схватился за голову и сделал паузу. Голову он начал небрежно и нервно чесать.

— Батьке головушку отсекли… Да в ноги сынку --">