Стивен Эриксон - Кузница Тьмы

Возможно, лишь поэты всерьез недовольны подобным положением дел. Не важно: если я вдруг чего-то и не вспомню, то попросту выдумаю.

Не существует историй, единственных в своем роде. Жизнь в одиночестве – это жизнь, стремительно движущаяся к смерти. Но слепой никогда не спешит; он лишь нащупывает свой путь, как и подобает в этом полном неопределенностей мире. Так что можешь воспринимать меня как метафору, ставшую реальностью.

Я – поэт Галлан, и слова мои будут жить вечно. Это не похвальба, а проклятие. Мое наследие – будущая мертвая туша, от которой станут отрывать по кусочку, пока все сущее не обратится в прах. И еще долгое время после того, как я испущу последний вздох, плоть моя будет шевелиться и содрогаться.

Когда я еще только начинал, то даже и представить себе не мог, что последние мои мгновения настанут здесь, на алтаре, под нависающим лезвием. Я не верил, что жизнь моя будет принесена в жертву какой-либо великой цели или станет платой за славу и уважение. Признаться, я вообще не думал, что потребуется какая бы то ни было жертва.

Никто не позволяет мертвым поэтам покоиться с миром. Мы подобны заветрившемуся куску мяса на заставленном свежими яствами обеденном столе. Приносят новое блюдо, которое оттесняет наши останки, и даже боги теряют надежду когда-нибудь навести порядок. Но есть истины, ведомые поэтам, и мы оба прекрасно знаем их ценность. Это своего рода хрящ, который мы без конца пережевываем.

«Аномандарис». Смелое название. Но помни, что я не всегда был слепым. Это история не одного только Аномандера. Она не поместится в маленькую шкатулку. Возможно даже, что сам Аномандер играет здесь наименее значительную роль. Тот, кого подталкивает в спину множество рук, будет двигаться лишь в одном направлении помимо своего желания.

Пожалуй, это не слишком уважительно с моей стороны. Но у меня есть на то свои причины.

Ты спросишь: а где же мое собственное место во всем этом? Нигде. Приди в Харканас, в моих воспоминаниях, в моем творении. Прогуляйся по Портретной галерее, и ты не найдешь там моего лица. Означает ли это затеряться в том самом мире, который нас создал, в котором существует наша плоть? Страдаешь ли ты в своем мире по той же причине? Блуждаешь ли, погруженный в размышления? Вздрагиваешь ли при виде собственной тени или вдруг перестаешь верить, что это и есть весь ты, с туманными перспективами и ничем не подтвержденными амбициями?

Или просто хмуро проходишь мимо, уверенный, что в руках у тебя действительно прекрасная шкатулка?..

Единственная ли я потерянная душа в этом мире?

Не завидуй моей улыбке. Меня тоже никто не сможет запихнуть в ту маленькую шкатулку, хотя наверняка и найдется немало желающих попытаться это сделать. Нет, уж лучше отвергни меня целиком, если желаешь сохранить спокойствие духа.

Стол заставлен, пиршеству нет конца. Присоединись же ко мне среди жалких отбросов и костей. Слушатели проголодались, и голод их не знает границ. И мы им за это благодарны. А если я что-то говорил о жертвах, то я солгал.

Запомни как следует эту мою историю, Рыбак Кельтат. Если вдруг ошибешься – составители списков сожрут тебя живьем.

Часть первая. В дарах тех образ обожанья

Глава первая

«Да будет мир».

Эти слова на древнем языке азатанаев были высечены на каменной облицовке над дверью. Не тронутые ветром или дождем, они могли бы показаться столь же юными и невинными, как и сама сентенция. Неграмотный увидел бы здесь лишь неистовство руки каменщика, но вряд ли будет ложью утверждать, что невежды не способны к иронии. И тем не менее, подобно домашнему псу, который по одному лишь запаху осознает истинную природу гостя, даже самый невежественный свидетель способен ощутить скрытую истину. Соответственно, жестокая рана на базальтовой поверхности дверной перемычки производила впечатление даже на непосвященных, в то время как искренность высеченных на камне слов заставляла задуматься тех, кто их понимал.

«Да будет мир». Убежденность подобна каменному кулаку в сердце всего сущего. Ее формируют уверенные руки, быстро сметая прочь отходы. Она создается, чтобы противостоять врагам и бросать им вызов, а оказавшись загнанной в угол, сражается, позабыв обо всяких законах чести. Нет ничего ужаснее убежденности.

По общему мнению, в Обители Драконс не могло быть никого, в чьих жилах текла бы кровь азатанаев. Собственно, мало кто из этих созданий с усталым взглядом, обитавших за --">