Сергей Чернов , Василий Спринский , Роберт Альберт Блох , Уильям Хоуп Ходжсон , Джон Госворт , Андрей Бородин , Сергей Капрарь , Роман Викторович Дремичев , Элиас Эрдлунг , Алексей Лотерман , Дмитрий Геннадьевич Костюкевич , Дмитрий Колейчик , Лоуратис Ичтимр , Хеллена Эльо , Андрей Плотник , Георгий Акбаа , ри Ромейская , Теос Уланти - АКОНИТ 2018. Цикл 1, Оборот 4

Виктор не разочаровал меня. Напротив, он удивлял меня доселе невиданным потенциалом к созданию чего-то нового. Его сумбурные мысли хранили в себе зерна интересных концепций. Безусловно, во многом виденье Виктора совпадало с концепциями солипсизма. Однако фантазии, его внутренние видения, в которые он впадал, были для меня подлинно увлекательным зрелищем. Увы, я не могу передать, насколько они захватывали меня, хотя я даже и не подозревал в этом человеке столь буйного воображения.

— Всё, что мы видим, есть сон бога, — говорил Виктор Кирин. — Я протягиваю вперёд руки. Мои ли это руки? Вовсе нет. Эти руки — сон бога по ту сторону бытия. На самом деле рук нет, нет ног, нет этого тела, и голоса, который произносит эти слова, тоже нет. Самих слов на самом деле нет. Вы не можете схватить мои руки, вы не можете сделать что-либо с моим телом, потому что всего этого не существует. И доказывать это не-существование также не имеет смысла, как нет смысла доказывать пустоту.

Бог спит. Бог видит сны. Мы — тот сон, которым он грезит, возможно, вечность, возможно, лишь краткий, едва уловимый миг. Всё это не имеет значения.

Мы свободны не потому, что обладаем собственной волей, а потому, что вовсе ничем не обладаем — даже существованием. которое кажется нам реальным. Вовсе нет. Наша жизнь — лишь отражение в зеркале, лишь видения Великого с той стороны.

Он спит там и видит прекрасные и ужасные сны. Только это и имеет значение, больше ничего. Хотя, впрочем, это тоже не имеет значения.

В таких запутанных, полубредовых и далёких от настоящей философии мыслях пребывал бедный Виктор Кирин. Его безумие становилось очевидно даже издателям, с которыми я работал. В газетах в какой-то момент написали о печальном конце Виктора Кирина — талантливого писателя своего времени, чья популярность лишила его рассудка.

Виктор заперся у себя и долгое время никуда не выходил. Его тело слабело, мысли терялись в безумии. Всё это время я с интересом наблюдал за падением этого человека. Однако я зависел от Виктора и его жизненных сил. Я не мог позволить ему умереть.

И тогда я решил, что нам с Виктором пора отправиться в путешествие. Нам необходимо было узреть того бога, чьё существование Виктор либо постиг, либо выдумал — я ещё точно не знал. В конце концов, безумие Виктора Кирина оказалось в какой-то мере заразительным, оно разожгло во мне любопытство.

Мы выбрали субботний вечер, когда за окном установилась ничем не нарушаемая тишина. В квартире было темно, мы не хотели осквернять наше уединение искусственным светом. Мёртвый мир за окном не должен был стать свидетелем нашего исчезновения.

Мы подошли к зеркалу в кабинете. Виктор и я всмотрелись в наше отражение. Я задействовал одну половину лица и хитро улыбнулся, предвкушая интересные события. Виктор улыбнулся мне в ответ.

Он опустил руки на поверхность зеркала, и стекло под его слабыми пальцами треснуло.

Холод обдал Виктора Кирина, но он продолжал вдавливать руки в податливое стекло. Неестественный мороз заполнил комнату.

Виктор тонул в поверхности зеркала. Оно поглощало нас медленно и деловито. Потусторонний туман застил глаза, и вот мы уже проваливались во тьму инобытия.

Сначала мы ничего не видели и не могли руками нащупать чего-либо материального, что могло бы послужить ориентиром. Тело Виктора тонуло в пустоте невесомости, отчего я не мог сказать, движемся мы или стоим на месте. Впрочем, сами понятия движения и бездействия могли ничего не значить в этом месте.

Я был дезориентирован. Силясь полноценно воспринять новую реальность, я тщетно тратил свои силы. Казалось, я схожу сума.

Виктор первым заметил, что враждебный иной мир подстраивается под наши пять чувств, меняет свою хаотичную, не поддающуюся разумению структуру. Постепенно зрение вернулось к Виктору. Перед нами предстало совершенно неописуемое зрелище.