Мэри Стюарт - Кристальный грот

кельтским языком, на котором говорили в Южном Уэльсе, было бы педантизмом писать Лондониум там, где совершенно очевидно имеется в виду Лондон; я использовала также и современные названия мест, таких как Гластонбери, Винчестер или Тинтагел, потому что эти названия хотя и происходят из эпохи Средних веков, так богаты ассоциациями, что вполне употребимы в контекстах, где очевидно было бы невозможно употребить более связанные с современностью названия, такие, как, к примеру, Манчестер или Ньюкасл. Эти правила, разумеется, не следует считать какой-то критикой принципов работы других писателей; каждый работает так, как того требует сама работа; и поскольку работа эта представляет собой своего рода тренировку воображения, к которой никто не станет относиться как к достоверному историческому источнику, я позволила себе руководствоваться правилами поэзии: то, что сочетается просто и естественно и лучше всего воспринимается на слух, и есть самое лучшее.

То же самое правило благозвучия применялось на всем протяжении романа и к языку повествования. Рассказчик, поведавший нам свою историю на валлийском языке пятого века, использовал бы в своей речи ничуть не меньше простонародных разговорных словечек, чем использовала их я; слуги Сердик и Кадаль говорили бы на каком-то диалекте, и в то же время, к примеру, что-то вроде «высокого стиля» вполне можно было ожидать от королей или пророков в момент изречения пророчеств. Я вполне сознательно позволила вкрасться в ткань повествования некоторым анахронизмам там, где они были самыми выразительными словами, использовала и отдельные жаргонные словечки — чтобы оживить речь. Короче говоря, я везде старалась проговаривать все вслух, исходя из того, что хорошо воспринимаемое на слух вполне приемлемо в контексте чистой игры воображения.

Ибо ни на что большее «Кристальный грот» и не претендует. Это не труд ученого и, разумеется, не может претендовать на серьезное изложение истории. Я полагаю, что серьезные историки и не восприняли бы мои писания как таковые, ибо обнаружили бы, что основным источником моего сюжета является «История королей Британии» Гальфрида Монмутского.

Для серьезных историков имя Гальфрида не что иное, как грязь. В своем кабинете в Оксфорде он создал в двенадцатом веке длинную, яркую мешанину из «истории» от Троянской войны (где сражается Брут, «король бриттов») до седьмого века н. э., подгоняя факты так, чтобы они соответствовали его рассказу, и когда фактов не хватало, а это случалось практически на каждой странице, он не останавливался перед тем, чтобы самому их выдумать. С точки зрения историка «Histiria Regum Britaniae» ужасна, но как художественное произведение она просто потрясает и послужила источником вдохновения для огромного цикла повествований, называемых Дела Британии, от «Смерти Артура» Мэлори до «Королевских идиллий» Теннисона, от «Парцифаля» до «Камелота».

Главным персонажем «Истории» является Артур, король впервые объединенной Британии. Артур Гальфрида — это герой легенды, но не подлежит сомнению, что Артур жил на самом деле, и я считаю, что то же самое можно сказать и о Мерлине, хотя тот «Мерлин», который известен нам, представляет собой сочетание по меньшей мере четырех людей — принца, пророка, поэта и инженера. Впервые он появляется в легенде еще юношей. Придуманный мной рассказ о его детстве окрашен фразой из Мэлори: «источник Галапаса (так переводят иногда фразу fontes galabes), где он имел обыкновение часто бывать», и ссылкой на «наставника моего Блэза» — ставшего в моем повествовании Белазием. Легенды о Мерлине распространены в Бретани ничуть не меньше, чем в Британии.

И в заключение одно-два небольших замечания.

Я дала матери Мерлина имя Ниниана, потому что это имя девушки (Вивиана-Ниниана-Нимуэ) которая, согласно легенде, соблазнив чародея, безумно влюбила его в себя, и, лишив таким образом магической силы, оставила, заперев в его же пещере, спать до конца времен. С ним не ассоциируется ни одна другая женщина. Связь в легенде (а также и в истории) между безбрачием или девственностью и обладанием магическими способностями настолько сильна, что я сочла целесообразным настаивать на девственности Мерлина.

Почитание Митры находилось в подполье (в буквальном смысле) в течение многих лет. В интересах моего повествования я предположила местное возрождение этого культа и те причины, что приводит Амброзий, выглядят достаточно --">