Владимир Сергеевич Василенко - Сайберия. Том 1. Байстрюк

своего наследника. Он уже стар — на вид крепко за восемьдесят. А передавать имение ему, похоже, некому.

Однако, разглядывая себя в зеркало, я всё же решил, что он не врёт. Сходство между нами было налицо, особенно если сравнивать со старым портретом князя, висящим в его кабинете.

Внебрачный сын Василевского был таким же рослым, плечистым, голубоглазым, русоволосым — этакий молодой былинный витязь. Даже борода уже пробивалась — правда, пока короткая. Парню было чуть за двадцать, хотя из-за бороды и крепкого телосложения он выглядел старше.

Что меня больше всего сбивало с толку — так это то, что в мозгу у меня периодически всплывали странные, незнакомые образы. Какой-то маленький посёлок в промёрзлой тайге… Мохнатые бурые лошади, упрямо тянущие по заметённой колее груженные брёвнами сани… Пышущая жаром топка печи, жадно глотающая искрящиеся от инея поленья… Это явно были чужие воспоминания, доставшиеся от прошлого хозяина тела. О своей же настоящей жизни мне пока ничего не удавалось вспомнить, кроме совсем уж невнятных обрывков.

Даже имени своего я не знал. Поэтому пришлось принимать то, что есть.

— Богдан! — Василевский тряхнул меня за плечо, заставив очнуться от воспоминаний. — Да послушай ты меня!

Он прошелся по кабинету из стороны в сторону. Старые половицы поскрипывали под его тяжелыми шагами.

— Я верю тебе, — наконец кивнул он. — Допускаю, что воскрешение могло пройти с некоторыми… неожиданными последствиями. Слишком много времени прошло прежде, чем твоё тело попало ко мне. Дух Богдана мог уже отойти или частично рассеяться…

— И вместо него вы зацепили меня?

— Возможно. Но это ничего не меняет! Обратного пути нет. Теперь ты — Богдан Василевский. Мой единственный сын. И моя единственная надежда.

Он развернулся, пронзая меня холодным, как сталь, взглядом. И вдруг направил на меня ствол длинного старинного пистолета с богато украшенными серебром боковинами.

— Или ты попросту трусишь? — негромко процедил он. — Если так, то ты не справишься. Только позор навлечешь на мой род, и так-то многострадальный. Уж лучше тогда я снова отправлю тебя обратно в небытие.

— Да не боюсь я! — раздражённо поморщившись, отозвался я.

И вдруг понял, что это правда. За всё это время в чужом теле и в чужом для меня мире я успел испытать много разных эмоций — от ярости и неприятия происходящего до искреннего изумления и жгучего интереса. Но испугать меня чем-то, кажется, вообще было сложно.

Даже сейчас, глядя в чёрный зрачок пистолетного дула, зависшего в полуметре от моего лица, я почувствовал только что-то вроде странного возбуждения. Такое ощущение, что мне — мне настоящему — подобное не в новинку. На меня уже прежде много раз направляли оружие. И, наверное, даже стреляли.

Может, я был военным? Нет, не очень-то похоже. Иначе во мне было бы куда больше дисциплины, больше пиетета к регалиям и званиям. К приказам, в конце концов. Сейчас же вся моя натура противилась тому, что меня пытаются заставить что-то сделать.

Давить на меня — точно плохая затея.

Одним резким точным движением я вырвал пистолет у князя — тот лишь запоздало дёрнулся, изумлённо воззрившись на меня. Я повертел оружие в руках, разглядывая его. Нажав на фигурную скобу слева, переломил, заглянул в патронник.

— Даже не заряжен, — с долей разочарования в голосе проворчал я.

Однако оружие в руках вызвало знакомые ощущения. Мне всё это время будто чего-то не хватало. А вот, оказывается, чего — этой приятной, надёжной тяжести и таящейся в ней смертоносности.

Я нехотя вернул пистолет рукоятью вперёд. Аскольд озадаченно хмыкнул, окидывая меня взглядом.

— Ловок, чертяка! Впрочем, я и сам в молодости… Эх!

Он снова сел за заваленный бумагами стол и взглянул на меня исподлобья.

— У нас мало времени, понимаешь? — устало проговорил он. — А мы тратим его на глупые уговоры. Тебе нельзя задерживаться здесь! Боюсь, я не смогу уберечь тебя. Возможно, мне и самому уже недолго осталось…

Говорил он всерьёз и, похоже, имел в виду не состояние здоровья. Несмотря на преклонный возраст, князь выглядел ещё вполне бодрячком. Выходит, ему грозила какая-то иная опасность.

Это меня, пожалуй, больше всего и раздражало в князе. Его бесконечные недомолвки. Что-то я, конечно, не понимал из-за того, что ни черта не помнил. Но и объяснять подробнее Аскольд не утруждался. Откровенно говоря, старик был тот ещё кадр — --">