Иней Олненн - Книга 1. Цепные псы одинаковы

Соколом был Ян — высоким, сильным, зорким, в бою неукротимым, неутомимым в работе, в любви горячим. Не многие могли спорить с ним в поединке — будь то поединок на клинках иль на словах, потому и янгром стал Ян, когда стукнуло ему лишь девятнадцать зим, и шли теперь за ним в бой пятьдесят воинов и бились плечом к плечу.

Вздохнул старый готтар тяжело и сказал:

— Лучше бы не знать тебе ответа, да ведь все равно узнаешь. Он там, быстрокрылый, куда живым дорога заказана, а мертвые ходят там, да не по своей воле. Но кому-то путь этот пройти надо, ибо если и есть на свете свободная земля, то лежит она только там, за владениями бёрквов, за Магранной.

Ян уставился на деда.

— Не пойму я тебя, — покачал головой. — Или я поглупел? Или говоришь ты путано, слова твои незнакомыми кажутся. Какие земли могут быть за Магранной, если Магранной мир заканчивается? Ты сам меня учил так.

— Учил, не спорю, — старик сердито стукнул посохом по полу, Ян даже вздрогнул. — Или тебе мало моего слова?

— Да какому слову верить-то? — Ян совсем запутался и чувствовал себя беспомощным птенцом.

— Видно, и вправду поглупел ты, Ян Серебряк, — проворчал старик. — Я ли не баловал тебя преданиями племени нашего? Иль запамятовал, что сказано в них: "За камнями высокими, крепкими, за снегами синими земли спят великие, богатые, коли разбудишь их — до скончания века счастлив будешь".

— Так сказки же, дед! — возмутился Ян, за что посохом вдоль спины и получил.

— На что голова тебе дана, аюл! На то, чтоб в младенчестве сказками баловаться, а кармак надев, ума из них набираться! Глупому до смерти сказки сказками кажутся, а умный через них мудрым делается! Ты-то из себя каков будешь?

Ян рассмеялся и почесал спину.

— Глупым никогда не был, а до мудрости еще дожить надо. Понял я, все слова твои понял. Да только как искать земли те? Кто на владения бёрквов посягнет, тому света белого не видать больше.

— Не суди про то, чего не ведаешь, — отвечает старый готтар.

Ян так и подскочил.

— Чую я, что есть за твоей душой, дед, такое, чего я не знаю и никто не знает.

Теперь и старик рассмеялся и стал на Яна похож, ровно братья они, погодки.

— Так и я молодым когда-то был, и крылья далеко меня носили. Так далеко, что еле живым вернулся…

Замолк готтар, вспомнил что-то, ликом посуровел. Ян тихо спрашивает:

— Да неужто ты, дед, над Горами летал? Неужто посмел обиталище бёрквов потревожить? Неужто был ты там, за краем?..

— Не долетел я до края, — отвечает старик, — сил не хватило. А сильнее меня в ту пору никого в Соколином племени не было.

Глаза Яна загорелись, он весь вперед подался, ибо разбудил дед в его душе давнюю, глубоко внутри схороненную охоту в Горы сходить, силами с ними померяться, утолить любопытство жгучее, до сути дознаться. Ведал готтар про Янову охоту, да молчал — Горы страшили людей, и страх этот мог погубить молодого Сокола.

И вот теперь лежал Ян, в овчину закутавшись, слушал, о чем Горы шепчутся, и со страхом тяжелым, темным боролся. Измотала его эта борьба каждодневная, иссушила, но не мог Ян отступиться — деду обещание дал, что отыщет земли новые и живым возвратится, потому как ежели костьми тут лечь, кто же племя дорогой заветной проведет? Нет, не будет толку от костей его, даже если сложить их тут геройски. Да и про геройство то никто не узнает…

Звезды горели ярко, как глаза голодные звериные, где-то эхом гремели камнепады, и ветер жалобно завывал в расселинах или то не ветер был?.. Поплотнее Ян в овчину завернулся и опять обратился весь в ожидание. Рассвета ждал Ян, ибо с рассветом страхов становилось вполовину меньше.

Не ведал он, сколько времени идет, чудилось, что целую жизнь тут мечется, карабкается, обдирая в кровь колени и пальцы, и конца и края не видно этому пути. А ночью, когда слетались от Каравеха духи смерти и начинали кружить над ним стервятниками, дрожащим голосом заводил Ян песню-оберег:

Руки мои сильные,

Тело мое крепкое,

Не согнитесь вы, не сломайтесь

Ни от клинка вражьего,

Ни от слова злобного.

Чтоб не сложить мне буйну голову

У распутья дальнего,

Сохранить мне кудри светлые

До Имарь-дня, для девицы,

Что мне судьбой назначена…

НАЧАЛО

Рассыпались горошком по избе слова старого безотказного заговора, шуршали сухими травами в полотняных мешочках, курились терпким дымком над --">