Лев Рудольфович Прозоров - Сказание об игравшем c Судьбой

Аш-Кбаан, ибо помнит этот язык и боится его ночная свита Владычицы Исфаххат. И нет в Саратше оберега от тех, кто ходит за Черною Кошкой, надежнее, чем похожий на жабу божок. Когда же вне дома боятся люди Саратша ночной силы или ворожбы — то язык высовывают, поминая тем Аш-Кбаана. Взывают к нему и те, кто хочет пройти трудным путем — ибо сам он вошел когда-то воротами из черной бронзы во дворец Владычицы Ночи.

Пять же дней в году, когда сиреневая звездочка Чииллинь скрывается за полуденным горизонтом, принадлежат теперь Тесхету Аш-Кбаану. Весело в эти дни в Саратше — ибо меняются местами слуги и хозяева, знатные и безродные, богачи и нищие. И правитель провинции падает в пыль на лице свое перед шествующим по улицам в его паланкине горшеней или тестомесом, выбранным по жребию. И судят в судах по жребию ж выбранные сукновалы и волопасы, в законах не сведущие, ведомые лишь духом дней Тесхетовых — чтоб посмешнее был приговор и посумасбродней, но чтоб и мудрость в том была. И не помнят люди, чтоб выносились в эти дни приговоры несправедливые или жестокие, ибо Тесхетовых дней — всего лишь пять в году, и взойдет сиреневая звездочка Чииллинь над горизонтом, и вернется горшеня к глине, а сукновал — к шерсти. Но каков бы не был приговор судей Аш-Кбаановых, не отменяют его судьи Высших Богов, почитая жабоподобного божка и волю Исфаххат Милостивицы, даровавшей Долгоязыкому эти дни. Еще — если украдет кто что в эти дни и пойман будет, то, памятуя дни, когда сам Тесхет воровством пробавлялся, не рубят ему руку, а, легко лозой поучив, отпускают, если только соблюл он три запрета Аш-Кбаановы: не прибегал к насилию, не отнимал последнего, обрекая бедняков отчаянию, и не крал святого. И если через девять месяцев после дней Тесхетовых у мужней жены родится чадо не от мужа, то не бросают неверную священным зу, и не поручают чадо блудное милосердию жизнедарующих вод Кормилицы Сар в корзине ивовой, а кормит отчим невольный Тесхетово отродье до отроческих лет, после же волен гнать его из дому, и две дороги такому — с ватагой ли шутов бродячих по Саратшу бродить или воровством промышлять — и недалеко друг от друга ушли те дороги!

И щедро ставят тогда к изваяниям с высунутыми языками дары и подношения щедрые, но не прикасается к ним, говорят, Тесхет Аш-Кбаан, и под жарким летним оком Золотого Кота протухают плоды, черствеют лепешки, зацветает брынза. Говорят, что попытался как-то Тесхет порчеными требами своими угощать Цхутругга — мол, тому, кто смрадные души лиходейские терзает, не брезговать же едой перестоявшей. Но ответил гиеноголовый Бог доносчиков и палачей, что, чем протухшие плоды, охотнее съест он свежую жабу — и с трудом спасся хитроумный божок от клыков Пожирателя Грешных.

А не прикасается к плодам тем, к лепешкам и брынзе маленький бог оттого, что не к нему, а к прежнему возлюбленному своему спускается с небес сиреневая звезда Чииллинь. И то сказать — уж если спускаются звезды с небес, если преступают дочери Золотого Кота Кхатурана высокое рождение свое — так не для пупырчатых же лупоглазых хитроумцев из черных тростников, а для широкоплечих и тяжелоруких красавцев, пусть и в глине — так по колено ведь, а не по горло. И один во всем Саратше не ликует и не смеется в свои дни Долгоязыкий Тесхет, забивается в нору свою, устланную красным илом, и тихо тоскует там среди стрекоз и пиявок.

И мудрые завершают рассказ об этих древних делах такими словами: можно играть с Судьбой, коли смел. Можно обыграть судьбу, если хитроумен. Но ни смелому, ни хитрому никогда и ничего не удавалось выиграть у Судьбы, и какова бы не была игра — если садится за нее Черная Кошка Исфаххат, так только Она и встанет из-за нее победительницей.

--">