Юлия Диденко-Абраменко - Возвращение эпохи драконов

дрожало и извивалось, ноги искали несуществующую опору. Связанные за спиной руки не могли помочь ему выбраться. Через несколько секунд все закончилось, и тело обмякло.

Толпа взорвалась громкими криками, радуясь, что правосудие свершилось. В это время двое солдат подошли к повешенному и начали снимать тело. Вскоре виселица опустела. На эшафоте остался только жрец, читающий отрывки из «Книги Праведности» и иногда вставляющий свои комментарии к написанному. Окружающие внимательно слушали, кивая, когда жрец говорил о грехе, совершенном карликом. Никто не собирался расходиться, все стояли и слушали. Только одна маленькая женщина медленно пробиралась через толпу. Она была очень бедна, о чем говорили выцветшая дырявая одежда и отсутствие обуви. Голову обматывал шарф, скрывающий лицо. Дойдя до конца площади, женщина-карлик оглянулась, внимательно посмотрела на толпу и вошла в длинный переулок, который заворачивал вправо примерно через двести ярдов. Он был настолько узким, что два человека не смогли бы идти по нему рядом. Пройдя несколько покосившихся, почти одинаковых дверей, она остановилась и постучала в дверь слева. Та открылась почти сразу, как будто женщину здесь давно ждали. Она быстро прошла под рукой швейцара, слегка наклонив голову. И, бросив вслед негромкое: «Здравствуйте», — поспешно проследовала в коридор, а затем в маленькую, плохо освещенную комнату, в углу которой стоял мужчина средних лет. Он был одет в длинный фиолетовый плащ с широкими, спускающимися почти до колен рукавами.

— Заставляешь ждать, карлик, — с пренебрежением проговорил мужчина, не утруждая себя на родовые изменения слова.

— Толпа, государь, еле пробралась, — извинилась женщина, снимая шарф.

— А я думал, прощалась с мужем, — усмехнулся мужчина и подошел ближе, доставая из кармана сверток.

— Он и дома мне надоел, проклятый! Всю жизнь мне покалечил! — завопила женщина. — Я ничуть не жалею, что его повесили.

— Хватит, слышали, — прервал ее мужчина и протянул сверток. — Держи за работу. Никто и никогда не должен ни о чем узнать. Тебе ведь известно, что бывает с теми, кто не умеет держать свои мысли в голове и высказывает их с помощью длинного язычка.

— Им его укорачивают, — женщина схватила сверток и прижала к груди.

— Верно, но в моих силах укоротить тебе не только язык… — сказал мужчина и указал рукой на дверь.

— Не бойтесь, милорд, завтра утром моей семьи не будет в городе, — пообещала женщина и попятилась в сторону выхода, через каждые пару секунд отвешивая поклоны, в знак полной признательности и покорности его милости. — Спасибо, сударь, я очень вам благодарна.

Когда женщина удалилась из комнаты, мужчина медленно направился к стене, где висел старый запылившийся подсвечник. Он затушил свечу двумя пальцами, не снимая перчаток, отчего в воздухе повеяло жженой оленьей кожей. В этот момент появился слуга, открывавший дверь женщине.

— Что прикажете, сударь? — при слове «сударь» он усмехнулся. Подобное обращение употреблялось только в низших слоях. Мужчина стоял за дверью и слышал весь разговор, а потом проводил женщину до двери.

— Зачем ты спрашиваешь о таких пустяках, Ронт? — сказал мужчина и затушил еще одну свечу. — Ты не мальчик и прекрасно знаешь, как все делается. Мы никогда не оставляем свидетелей, даже если они клянутся, что ничего не скажут. Мы прекрасно знаем методы развязывания глупых язычков.

Мужчина в фиолетовом плаще поднял левую бровь и усмехнулся. Из второго кармана он достал похожий сверток и протянул Ронту:

— Это за работу. Я надеюсь, она будет сделана в срок и аккуратно.

— Да, милорд Аттарт, я всегда рад служить вам, — сказал Ронт и взял сверток. — Эту женщину вы видели в последний раз.

Ронт поклонился и скрылся в длинном черном коридоре. Милорд Аттарт улыбнулся и вышел из комнаты, также растворяясь в темноте. Перед входной дверью милорд остановился и накинул глубокий капюшон. Аттарт быстро проследовал по узкому переулку и за поворотом свернул на маленькую улочку, избегая людных мест. С нее он вышел на более широкую, которая располагалась параллельно Большой площади. Потом прошел через парк, затем еще через несколько маленьких улиц, и повернул на площадь. Она была значительно меньше Большой и называлась соответственно — Средняя. На этой площади находился один из городских рынков, он считался самым честным и --">