Елена Георгиевна Данаева - Солнечный ветер [СИ]

Каллену, оборвав его на полуслове.

— Не знаю, Эдвард. Я слишком устала жить в постоянном страхе, я устала постоянно испытывать боль и ужас… — она вскинула голову и пылающими глазами смотрела на бесстрастного, холодного Каллена. — Я не хочу закрывать глаза и видеть кошмары! Ты забыл, Эдвард, я боюсь даже вида крови, а от ее запаха меня мутит. Я не могу забыть тех несчастных людей в Вольтерре, которых гнали, как скот на убой. Мне страшно… Я, наверное, много не знала…. Я не хочу так….- она боялась, что еще чуть-чуть, и слезы ручьями хлынут из глаз.

— Белла… — охрипший шепот Эдварда взорвал тишину. — Я сам все разрушил… — Он пристально смотрел на нее, и Белла всем телом чувствовала исходящую от него пульсирующую горечь и боль. — Я знаю, мне нет прощения… Я знаю, что вернуть твое доверие будет очень сложно, — он невыносимо страдал и не пытался скрыть этого. — Белла, я буду стараться все исправить. Не знаю, как, но я добьюсь этого! — ей было тягостно слышать его голос и видеть его мучения, — но прошу тебя, Белла, скажи мне… — Каллен сделал паузу, и, подняв голову, пристально взглянул холодными, безжизненными глазами на нее, — в твоем сердце, в том, что осталось от него, мне нет места? — его глаза, наполнились тоской.

Белла посмотрела на него…

«Как он красив, черт возьми, как же он хорош собой! Он всегда будет таким и ничего, даже время не изменит его невозможной, нечеловеческой красоты». Она вспоминала его слова, сказанные ей однажды: «Это все ловушка, красивая приманка…»

Он идеален, у него бархатный, неподражаемый, обволакивающий сердце голос. Голос вампира! Сводящие с ума, проникающие в самую душу глаза, его манящий запах, гладкая, безупречная, холодная кожа… Все для того, чтобы привлечь к себе жертву и утолить жажду, жажду человеческой крови. «…Я самый совершенный хищник на земле! Можно подумать, ты могла бы скрыться от меня, Белла! Я добился бы своего и без этого, и ты не смогла бы мне сопротивляться…» — ее воспоминания оживали, и она продолжала смотреть на Эдварда.

«Как же я могла прожить так долго без него? Как смогла справиться со своим горем? Как я выжила без него? Как?…. Джейк!» — молнией пронеслось в ее голове. Она физически ощутила: что-то в ней изменилось, вот так в одночасье, что-то рухнуло, разлетелось вдребезги, и на месте разрушения зияла огромная, страшная пропасть, но удивительнее всего, наступил покой и умиротворение. Тупая иголка сомнений, страхов и обреченности, намертво засевшая в ее сердце, наконец, исчезла. Как откровение, как шквал ветра на нее обрушилась поразительная ясность мысли.

Джейк… У нее есть он, и он останется оборотнем, но самым человечным из них для нее. Когда она, истекая кровью, с осколками сердца в груди, мало похожая на человека, однажды приползла к нему, ухватившись за него, как за спасительную соломинку — сколько тепла, света, любви, нежности и терпения получила от него в ответ на свою немую просьбу о помощи. Он был и останется для нее солнцем, ветром, жаждой жизни, потому что только с ним она поняла, что значит быть по настоящему счастливой. Он залечил ее раны, он научил ее радоваться жизни, он дал ей ощущение надежности и веры, с ним она чувствовала себя защищенной от всех опасностей. Только с ним она поняла, как много может дать человек тихо, беззаветно любя. У него хватает терпения и ума ждать и надеяться, что когда-нибудь она это тоже поймет …. Она очень многое поняла, наверное, нужно пережить что-то действительно страшное, чтобы очевидные вещи открылись самым простым и доступным способом.

— Белла, прошу тебя… — непереносимая горечь звучали в голосе Эдварда. Их взгляды встретились.

— Эдвард, выслушай меня, пожалуйста, — он кивнул головой в знак согласия, — говорят, в одну и ту же реку не войдешь, казалось бы, что за глупость: вот река, она была всегда и завтра будет, захочу, войду и выйду хоть сотню раз. Да, это возможно, но каждый раз вода в реке уже будет другая, — она подняла на него глаза и, стараясь быть как можно мягче, добавила. — Эдвард, я уже другая Белла. Я узнала, что сердце — это самый ранимый, самый слабый и самый плохо заживающий орган человека. Собрав и склеив его по кусочкам, начинаешь им дорожить и ждать, когда раны на нем окончательно зарубцуются, а рубцы рассосутся. Поэтому, я буду его беречь… — прошелестела, почти шепотом Белла. Она замолчала и смотрела на терзающегося Эдварда. — Прости меня… Я не знаю что, но что-то во мне и, правда, --">