Кира Александровна Соловьёва - Небесные корабли (СИ)

Я иду в тишине света,

я - рожденный в пылу злости.

Там, где ярко цветет - лето;

но лежат под землей кости.

Эльва накрыл струны запястьем и замолчал.

- Это ведь не все, - укоризненно протянул хозяин гитары. - Спел бы до конца, чего тебе стоит?

- Голоса, - улыбнулся некромант. - Это стоит мне голоса. Сам же слышал - у меня с ним не очень.

- Почему? Нормальный голос, просто слабоватый.

- Вот именно, - вмешалась высокая, стройная девушка - совсем юная, младше некроманта на все восемь, если не десять, лет. - Я не буду решать за остальных, но лично мне интересно, чем закончилась твоя история.

Парень мысленно сделал себе пометку на будущее: имперцам знакома речь клана Найэт. Чудесно, что он выбрал не балладу о Старом Герцогстве, а нейтральную сказку о короле-страже.

- Ну давай, не томи, - Эльву ткнули локтем под бок. - Раз уж начал - заканчивай, или я эту гитару об твою башку разобью.

- Жестоко, - поморщился некромант. - Но действенно. Башку-то мне жалко.

И он снова прикоснулся к прохладным, радостно отозвавшимся на человеческую нежность струнам. Посидел, освежая в памяти третий фрагмент песни:

- Вот по морю бегут - волны,

и срываются с них - брызги.

Я стою в глубине шторма,

как стоял в глубине смысла.

И глядит на меня - море,

да очами седых дельфинов.

На того, кто рожден - в горе,

на того, кто рожден сильным.

А враги мои - здесь, рядом;

не уплыли на старой лодке.

И глядят - но пустым взглядом,

от которого мало толку.

Мотив снова поменялся, стал медленнее и как будто печальнее.

- Я приду на могилу братьев,

где лежат они - все вместе;

принесу дорогое платье

тихой грусти - своей невесте.

Обниму ее стан хрупкий

да шепну, что люблю - на ухо;

и обмякнут мои руки,

и не станет совсем - слуха.

Заберет меня мир - в землю,

загорится трава - алым.

Я рожден был - зачем? - верным,

для защиты людей - слабых.

Отдохну, полежу немного

на подушке из их праха.

Помолюсь своему Богу -

помолюсь своему страху.

И вернусь - да пойду повсюду,

где цветут, как огонь, маки.

Только там, где опять - буду,

небо станет дождем - плакать.

**

Заснеженные горные склоны, отвесные и ослепительно светлые, раскинулись перед путником, словно корона, венчающая мир. Любой бы на его месте уже сорвался в одну из бесчисленных пропастей, но он - держался и действовал спокойно, хладнокровно, расчетливо. Он родился в глубине этих гор, воспитывался в глубине этих гор и помнил каждую трещину в камнях, каждое ущелье, каждую долину. Вдали, гремя раскатами грома, несла свои воды на восток единственная имперская река - эльфы прозвали ее Акут и часто спускались к бурному бирюзовому потоку, чтобы полюбоваться дикой стихией. Часто - но лишь до того, как император вычеркнул их народ из списка Разумных Рас, и люди пошли войной на остроухих жителей Южного Хребта.

По мнению путника, люди были безмозглыми кретинами. Он вообще предпочитал не возвышать никого в своих помыслах - ни смертных, ни бессмертных, ни условно живых. И редко обсуждал это хоть с кем-нибудь, потому что любил одиночество.

Но теперь на смену старому времени пришло новое. Пришло время мертвецов, когда прошлое забывается, а будущее расплывается набором темных, мутных, он бы даже заявил - грязных пятен, и значение имеет лишь настоящее. Когда погибшие в сражениях существа вынуждены напомнить о себе тем, кому повезло выжить.

Южный Хребет поглотил немало самоуверенных личностей, причем поглотил бесследно, не оставив на поверхности даже костей. Ему надо было прокормить своих отпрысков, верных и вечных, призванных стеречь острые пики и редкие деревца, искореженные ветром и непогодой. Ему надо было отвергнуть все лишнее, чтобы избавиться от навязчивого внимания живых племен. И он справился со своей задачей - он, пугающий снежный великан, пронизанный нитками пещер и туннелей, накрытый мягким, холодным одеялом, до конца веков предоставленный тишине.

И только одна могила - с обледеневшим черным надгробием, где чья-то умелая рука высекла несколько изящных, чуть сползающих влево символов - "YARIE-TEALLE", - прикорнула среди его владений. Путник остановился, преклонил колено и безо всякого определенного выражения прошептал:

- Они снова начинают --">