Надежда Валентиновна Первухина - Имя для ведьмы. (Трилогия)

непонятном языке. А я, ошеломленная, успела увидеть в дыму отвратительную морду с ярко-алыми глазами и понять, что честь ее вызова принадлежит мне. Это видение длилось мгновение, а затем, после резкого выкрика Баронета, исчезло.

– Неплохо, – переводя дух, сказал мне Калистрат Иосифович. – Однако всему свое время, девочка. Научись сначала чувствовать себя ведьмой, а уж потом... колдуй.

– Я – ведьма? – глупо переспросила я.

– А тебя это не устраивает? – услышала в ответ иронический вопрос.

– Да, в принципе, ничего... – нервно рассмеялась я. – Профессия как профессия, не хуже любой другой. Хотя вообще-то я мечтала стать библиотекарем.

Баронет внимательно посмотрел на меня. Только тут я заметила, что глаза у него разные: один глаз – человека, а другой – змеи.

– Быть ведьмой – это не профессия, а Ремесло – мягко пояснил он. – Это твое Истинное Лицо. Кстати, хочешь посмотреть?

Он повернул меня лицом к большому овальному окну, за которым сиял день, пробормотал нечто вроде «трансцендентальная апперцепция» и взмахнул рукой. И окно превратилось в зеркало. Из него на меня смотрела я, но только другая – с развевающимися длинными волосами, горящими нестерпимым голубым светом глазами и фигурой, способной лишить профпригодности всех манекенщиц мира.

– Это я?

– Это твое Истинное Лицо. Та, какой ты станешь. Должна стать.

Я вгляделась в свое отражение повнимательнее и поняла, что в нем не так. Глаза. Они, казалось, знали все и все ненавидели. Эта ненависть была такой лютой, такой осязаемой и материальной, что ее можно было разливать по бутылкам, как вино. И она, эта красотка, больше всего ненавидела меня]

Я задохнулась от злости и, подскочив к зеркалу, что было силы ударила кулаком по презирающим меня голубым глазам. Мэтр даже не успел меня остановить, зазвенело стекло, и я очнулась. За разбитым окном была все та же улица, а на руке из глубокой рваной царапины у меня текла кровь.

– Горячая девочка... – тихо, почти нежно прошептал Баронет и, взяв мою ладонь, прильнул губами к кровоточащей ране. Его острый, слегка раздвоенный на конце язык щекотнул саднившую кожу. – Я в тебе не ошибся...

С тех пор прошло шесть лет. Не думайте, что я провела их, только и тренируясь в произнесении заклятий, наведении порчи, ворожбе и регулярных полетах на шабаш, хотя все это имело место, при попустительстве и неусыпном наблюдении Калистрата Иосифовича. Родители отправили меня в Петербург, откуда я вернулась младшим научным сотрудником и устроилась работать в ту самую библиотеку на Тихой улице. В ней все было не так, как в обычных скопищах нечитаемых книг, которые никак не удосужатся отправить в макулатуру. Днем в библиотеке паслись организованные стада поклонников Фандорина, Бешеного и неистовой Анжелики, доводя моих коллег до состояния тихого книгоненавистничества, а ночью... Ночами (когда наступало полнолуние) в библиотеке кипела иная жизнь. Я, распрощавшись с дневными коллегами, устраивалась поудобнее за кафедрой, включала компьютер, вводила одной мне известный пароль и ждала прихода визитеров.

Ничего удивительного. Представителям... м-м... магического большинства тоже нужно читать. Хотя бы литературу по специальности. Классику жанра. Ну хоть «Молот ведьм», к примеру. Либо «Демономанию» Бодена, без которой ни одному уважающему себя демонологу либо ведьмологу лучше и не браться за изучаемый предмет. Я уж не говорю про те книги, которые являлись настоящим практикумом для любителей колдовства. Впрочем, это еще не самое интересное. Больше всего меня потрясало то, что некоторые книги в полнолуние полностью меняли свой текст! Книги-оборотни, вот как я их называла.

На самом деле таких книг не так уж и много. Но те, что есть, потрясают воображение неожиданно возникающим поверх полиграфического истинным текстом. Например, «Манифест коммунистической партии» в полнолуние становился чудовищным по своей похотливости трактатом «О соитии с призраками, бродящими по Европе», а вполне респектабельные рассказы о Шерлоке Холмсе превращались в «Полное собрание заклятий, приводящихъ мужчинъ к половому бессилию», издания 1674 года. Самыми забавными были песенники. Во всяком случае, одну песенку я неплохо помню:

Задремал во гробу вурдалак красивенький.

Ох, привольно лежать посередь могил!

Не вбивай ты ему колышек осиновый,

Он ведь вдоволь еще кровушки не пил!

Припев:

А за окном гудит шабаш, --">