Лорд Дансени - Коронация мистера Томаса Шапа

Когда он прошел по улицам города и понаблюдал за людьми, и увидел, как солнечный свет касается башен, он объявил себя Королем там, и затем помчался дальше в воображении. Так он проходил от города к городу и от страны к стране. Хотя и проницателен был м-р Шап, но я думаю, что он забыл о жажде увеличения владений, жертвами которой короли так часто были: и так что когда первые города открыли перед ним свои сверкающие ворота, и он увидел народы простертыми под копытами его верблюда, и копьеносцев, приветствующих его с бесчисленных балконов, и священников, почтительно стоявших перед ним, он, который никогда не имел даже самой незначительной власти в известном мире, стал неблагоразумно жадным. Он продолжал свою причудливую поездку с необычной скоростью, он забыл о методе, считая, что ему недостаточно быть королем страны, он стремился расширить свои границы; так что он путешествовал все глубже и глубже в неизведанное. Напряженность, которую он придал этому необычному продвижению через страны, которые истории неведомы, и города, окруженные столь фантастическими оборонительными сооружениями, что, хотя их жители были людьми, противник, которого они опасались, казался чем-то меньшим или большим; изумление, с которым он созерцал ворота и башни, неизвестные даже искусству, и толпы людей, пытающиеся любым способом провозгласить его своим сюзереном – все это начало влиять на его способность к Бизнесу. Он знал, также как любой другой, что его воображение не могло бы управлять этими красивыми странами, если бы тот, второй Шап, такой незначительный, не был хорошо защищен и накормлен: и защита и продовольствие означали деньги, деньги и Бизнес. Его ошибка была скорее ошибкой некого игрока с хитроумными планами, который не учел человеческую жадность. Однажды поутру он вообразил себе, что прибыл в город великолепный, как восход солнца, в переливчатых стенах которого были золотые ворота, настолько огромные, что река лилась между их створками, пронося, когда ворота были открыты, большие галеоны под парусами. Туда прибывали танцоры и музыканты, и их мелодии звучали вокруг; этим утром м-р Шап, телесный Шап в Лондоне, забыл про поезд в город.

Год назад он никогда и не подумал бы об этом; не нужно удивляться, что все эти вещи, только недавно замеченные его воображением, должны были сыграть злую шутку даже с памятью такого нормального человека. Он совсем перестал читать газеты, он утратил интерес к политике, он все меньше и меньше заботился о вещах, которые происходили вокруг него. Это неудачное опоздание на утренний поезд даже повторилось, и в фирме строго поговорили с ним об этом. Но у него было утешение. Не ему ли принадлежали Аратрион и Аргун Зирит и все побережья Оора? И даже когда фирма нашла недостатки в нем, его воображение наблюдало яков, утомленных странствием, медленно движущиеся пятнышки среди снежных равнин, несущие дань; и видело зеленые глаза людей гор, которые странно смотрели на него в городе Нит, когда он вступил туда вратами пустыни. Все же логика не оставляла его; он прекрасно знал, что эти странные предметы не существовали, но он был более горд тем, что создал их в своем сознании, а не тем, что просто управлял ими; таким образом в своей гордости он чувствовал себя кем-то большим, чем король, он не смел думать кем! Он вошел в храм города Зорра и стоял там некоторое время в одиночестве: все священники склонили перед ним колени, когда он уходил. Он заботился меньше и меньше о вещах, о которых мы заботимся, о делах Шапа, бизнесмена в Лондоне. Он начал презирать людей с королевским презрением.

Однажды, когда он сидел в Соуле, городе Тулса, на троне из цельного аметиста, он решил, и это было объявлено тот час же серебряными трубами по всей земле, что он будет коронован как король всех Чудесных Стран.

У того старого храма, где поклоняются Тулсу, год за годом, уже больше тысячи лет, были устроены павильоны на открытом воздухе. Деревья, которые росли там, низвергали сияющие ароматы, неизвестные в любых странах, которые запечатлены на картах; звезды ярко сияли по такому выдающемуся случаю. Фонтан швырял, гремя, непрерывно в воздух пригоршни и пригоршни алмазов. Глубокая тишина ожидала звука золотых труб, ночь священной коронации настала. На старых, изношенных ступенях, ведущих неведомо куда, стоял король в изумрудно-аметистовом плаще, древней одежде Тулса; около него возлегал тот Сфинкс, который в течение последних нескольких недель --">