Кристина Юрьевна Юраш - Лабиринты сердца

очутился и не совсем понимает, что здесь вообще твориться. Потом его взгляд остановился на мальчишке.

— Послушай… Ты извини старика… Я знаю, что такое голод… Возьми буханку себе… —   сказал бакалейщик спокойным голосом, в котором было столько отческой любви, сколько он, пожалуй, никогда не испытывал даже к своим детям.

Попрошайка смотрел на внезапную перемену в мистере Гирсли, испуганно прижимая буханку хлеба к груди. Отдавать ее он не собирался ни при каких обстоятельствах. На кону была его жизнь и жизнь сестренки.

— Так я могу ее взять? —   недоверчиво спросил мальчишка, глядя в глаза бакалейщику.

— Ну раз я сказал, то можешь… Послушай, вот тебе еще пару булочек… Передай сестренке… Она наверняка будет рада… И вот еще… Приходи завтра… Мне нужна будет помощь в лавке. Я заплачу тебе… — сказал бакалейщик, заворачивая в бумажный пакет пару слоек со скудной начинкой, но с пылу-жару.

Воришка долго не мог найти слов, а потом, сглотнув слюни, проговорил:

— Спасибо, добрый сэр… Я приду завтра… Спасибо… Вы не пожалеете, что дали мне работу! Вот увидите, сэр! Я буду стараться!

Очередь разочарованно вздохнула. Они ожидали, что бакалейщик сам, лично поколотит наглеца или позовет стражу, которая быстро во всем разберется. Разумеется, в пользу торговца. И не бесплатно.

— А может, и мне булочку подарите? — насмешливо спросил худой старик, протягивая костлявую руку.

— И мне! И мне! —   наперебой стала кричать толпа.

— Так! — басом крикнул бакалейщик, — Доброе дело на сегодня я уже сделал! Остальные —  в очередь. Только за деньги! Обещаний и клятв я не принимаю! Их на хлеб не намажешь! Никаких «завтра занесу»!

Никто не заметил, как девушка в старом платье исчезла в переулке. Она медленно шла, думая над тем, что увидела в глазах бакалейщика. А ведь он тоже в детстве голодал, когда его отец— пьянчужка пропивал последние деньги. Бакалейщик все прекрасно знал, однако вел себя так, словно ему нет дела до горя других людей. Голод и нищета ожесточают сердца.

И тут девушка остановилась прямо среди мусора, который стал настоящим бедствием для третьего яруса. Девушка остановилась потому, как ей почудилось, что кто-то за ней крадется. Она резко обернулась и увидела попрошайку.

— Тебе не кажется, что солнце сегодня светит так тускло? Вчера оно светило ярче! — хрипло спросил мальчишка. Он был ниже ее ростом на пол головы, одет был в смешной, но ужасно грязный картуз, огромную, явно чужую куртку с продранным рукавом и оторванным воротником и штаны, протертые на коленках. На ногах у него были старые ботинки, которые наверняка были велики ему на три-четыре размера.

— Нет, ты ошибаешься. Солнце светит так же ярко, как и вчера, — меланхолично ответила девушка, бросая взгляд на продранный рукав куртки.

Это была фраза, которой приветствовали друг друга жители Последнего Города. Раньше люди при встрече говорили: «Привет!», «Рад тебя видеть!», «Как дела?», «Здравствуйте!», но эти времена уже прошли. Когда-то и солнце светило ярче, и трава была зеленой, но это было так давно, что люди уже и не помнят.

— Я хотел тебя поблагодарить… — смущенно произнес мальчишка, протягивая ей пакет со слоечками. Он не говорил гнусаво и противно как все побирушки, беспощадно коверкая слова. Он говорил правильно, и выговор у него был чистый, словно когда-то он и вовсе не был попрошайкой.

— Не за что меня благодарить… — грустно ответила девушка, отклоняя предложение, — Я не сделала ничего, за что меня можно благодарить!

— Ну как же! — возразил мальчишка, — Если бы не ты, этот толстый крохобор, не дал бы мне и плесневелой корочки.

— Я просто подошла посмотреть… — пожала плечами девушка, давая понять, что продолжать разговор не собирается, — Я ничего не делала… Ничего!

— Я приходил к нему вчера, и позавчера тоже приходил, — хрипловато сказал мальчишка, — Но он не дал мне ничего… Этот толстяк мне сказал вчера: «У меня бесплатно только понюхать можно!». И работы не дал, хотя я его очень просил. Я увидел объявление и попросился на работу! А он меня просто выгнал! Кстати, меня зовут Трэй.

— Дениза, — представилась девушка. Она не хотела продолжать разговор, но собеседник попался слишком любопытным и слишком навязчивым, а развернуться и уйти было как-то не совсем вежливо.

— Вот ты говоришь, что ничего не делала, но откуда тогда в этом скупердяе такие перемены? А? Ты извини, но я съем одну --">