Розмари Джонс - Грёзы о Глубоководье

Грёзы о Глубоководье Розмари Джонс

Спонсор перевода VyachyNOS

Он бежал. Он бежал со всех ног по грязи на дворе, мимо рычащего пса, натянувшего свою цепь, разбудив двух оставшихся несушек, гнездящихся в дверях сарая. Даже старая бесплодная хавронья, которую собирались отдать мяснику до конца осени, хрюкнула и заворочалась во сне, когда он пронёсся мимо её загона.

Он бросился к лестнице у дальней стены и взлетел по ней. Одна трухлявая перекладина треснула. Он поскользнулся, больно ударился коленями о другую перекладину, но продолжил подниматься. Здесь, надёжно спрятавшись от мира, Гастин Боун выпустил всю ярость, печаль и скорбь, раздиравшие его десятилетнее тело, и завыл, как потерянная душа.

Спустя долгое время Гастин распрямился, смахнул соломинки с лица и волос. Потом прошёл по зловеще поскрипывающему полу к открытому окну сарая и окинул взглядом залитую лунным светом ферму, самое пустынное и одинокое место во всём мире. Его дяди нигде не было видно.

— Я здесь умру, — провозгласил Гастин. Ему понравился звук собственного голоса, эхом разошедшийся по крыше, и он крикнул чуть громче: — Я состарюсь и умру здесь, и никто не узнает моего имени! Это будет трагедия.

Потом он остановился. Он не знал, может ли какое-то событие стать трагедией, если никто про него не узнает. Но звучание этого слова ему нравилось. Он узнал его от вдовы. Она регулярно навещала их, чтобы прибраться на ферме и поругать дядю за состояние одежды и общую гигиену Гастина.

— Будет трагедией, если ты никогда не вымоешься дочиста, мальчик. Твоя мать, будь она жива, зарыдала бы, увидев тебя в таком состоянии, — говорила вдова, бросая рубахи и штаны Гастина в кипящую воду, пока он сидел на стуле, завёрнутый в потёртое одеяло, и дрожал.

Ему не слишком нравились её методы поддержания чистоты, но саму вдову он любил – она всегда заканчивала сеанс оттирания его от грязи, доставая какое-нибудь печенье или другую выпечку из корзины. Но вовсе не её внимание к грязи у него за ушами заставило его искривить лицо в гримасе и крикнуть сегодня ночью равнодушному миру: «Я отказываюсь здесь умирать!»

Нет, это был поступок его дяди – этого ужасно глупого, равнодушного, совершенно неправильного мужчины, – который заставил Гастина сбежать на сеновал и открыть видавший виды старый сундук матери, откинув крышку и достав ещё более старый и потёртый заплечный мешок. Наконец, решил Гастин, он заполнит этот мешок доверху и отправится путешествовать по чудесному миру снаружи, до самого Глубоководья, этого Города Роскоши. Нужно отправляться немедленно, сказал он себе, пока не стало слишком поздно.

Ещё этим утром он улыбался и болтал без умолку, когда они с его молчаливым дядей шли в деревню. Гастин наполнял окружающую тишину собственными наблюдениями о птицах в живой ограде, о шансах несушек пережить зиму, о часто озвучиваемом желании, чтобы его дядя взял котёнка для охоты за мышами в сарае.

— У Фариннера есть котята, — сообщил ему Гастин. Фариннер был дубильщиком и держал кошек, чтобы не подпускать крыс к коже. — Два полосатых и один рыжий.

— Собаке это не понравится, — буркнул его дядя.

Гастин пожал плечами — жест, который он скопировал у Фариннера. Тот ему нравился. Поскольку у дубильщика не было сыновей, казалось вполне вероятным, что он будет искать ученика через пару лет. Ремесло вонючее, только в мясницкой лавке пахло хуже, зато оно означало комнату в деревне и никакой работы на ферме. В возрасте десяти лет Гастин уже проводил все свои дни, планируя побег с фермы.

— Здесь незнакомцы, — сказал дядя и остановился так резко, что Гастин прошёл по дороге ещё несколько шагов и произнёс ещё несколько аргументов в пользу идеи завести котёнка, прежде чем понял, что дядя стоит на месте.

Потом он моргнул и увидел то, на что смотрел её дядя. Там были незнакомцы. Чудесные незнакомцы, вышедшие из леса и спускающиеся по склону к дороге. Первый мужчина был разодет в фантастические цвета, с лентами и перьями, торчащими из его широкополой шляпы, в длинном развевающемся плаще, который доходил до самых каблуков его отполированных до блеска сапог. Дварф, шедший сразу за этим модником, носил блестящий шлем на голове и ярко-рыжую бороду, опускающуюся на его круглую, как бочонок, грудь. Третий незнакомец, тоже человек и очевидно мужчина, носил кожаные доспехи, ухоженные, но покрытые интересными --">