Константин Петрович Ковалев-Случевский - Орфеи реки Невы

по-тогдашнему очень и очень солидном — 57 лет. Ведь большинству выдающихся его соратников и собратьев по Музе срок был выделен почти в половину этого. А виртуоз он был действительно великолепный, этот основатель русской скрипичной школы. Сколько еще десятилетий в России не будет столь громкого имени и столь популярного мастера игры на сем инструменте. Недаром поэт Д. И. Хвостов со сюйственной ему неуклюжестью, но все же проникновенно и с любовью написал в своей эпитафии:

Прохожий! Здесь лежит Хандошкин — наш Орфей;

Дивиться нечему — у смерти нет ушей…

«ПРИРОДА НЕ ТЕРПИТ ПУСТОТЫ»

Природа не терпит пустоты, сея равно как и жизнь смерти. Но какое же искуснейшее средство к воозживлению и пополнению сей пустой праздности, кроме средства, которое имеет в себе музыка?

Из русского трактата XVIII в.

Отечество мое любезно,

себя согласьем утверди…

Г. Р. ДЕРЖАВИН

Повторим еще раз строки русского поэта Д. И. Хвостова, которого иногда иронично величают «графоманом». Те самые строки, посвященные им скрипачу Ивану Хандошкину:

Дивиться нечему — у смерти нет ушей…

В словах сих скрыто настоящее понимание бессмысленности и страшной безвозвратности смерти, в них чувствуется глубокое проникновение в сущность того, что в обиходе принято называть невосполнимой утратой. Действительно, пока мы помним о былом, пока мы способны восстановить связи, причины и следствия в отечественной истории, пока мы способны докопаться до истины в происшедшем — мы живы. Потеряв все это, человек оказывается в «невесомости», в некоем безвоздушном пространстве, влекомый неожиданными дуновениями самых легких и невинных исторических ветров и течений.

Русская музыка, как и всякое другое культурное явление, раскрывает нам облик минувшего. Если ее «не слышать», то прошлое уже не может предстать перед нами цельно, а значит, показать свое истинное лицо.

«Слышать» и даже «слушать» XVIII век нелегко, об этом мы уже говорили. И все-таки российская музыка той эпохи имеет свои преимущества перед западной современницей. Почему? Потому что в России национальные истоки, питавшие новую музыкальную систему, были сильнее в сравнении с любой другой европейской державой. Народные, песенные струи решительно врывались в мелодику, раздвигая рамки неродственных традиций. Этот прорыв играл значительную роль в музыкальном взрыве России начала XIX столетия. Только благодаря этому явлению смог расцвести талант Глинки. Замечательная плеяда композиторов подготовила его приход.

Михаил Иванович Глинка не стал ревнивым продолжателем традиций своих предшественников. Он лишь взял у них все самое лучшее, самое выстраданное. Так музыкальная история распалась на «век нынешний и век минувший».

Оборачиваясь назад, мы с удивлением видим, что пресловутый «град Китеж» был особенным, можно даже сказать — уникальным периодом в русской культуре. Музыканты рождались, доходили до зенита славы, исчезали — и все это без маститых отечественных учителей и без учеников-последователей! Творцы, населявшие музыкальный XVIII век, «вымерли», словно доисторические мастодонты, будучи столь же величественными и могучими, но и столь же беспомощными и слабыми в жестоком временном соперничестве и противоборстве эпох.

Это уже потом были споры и разные мнения о русском XVIII столетии, они наполняли критические издания в XIX и XX веках. Споры эти прекратились лишь нынче, когда мы наконец замерли и прислушались повнимательнее — для того, чтобы понять, а что же, собственно, было на самом деле?

Русский дипломат А. М. Белосельский, выпустивший в 1779 году в Гааге свою нашумевшую тогда книгу о музыке, писал: «Надо иметь развитый вкус, чтобы разбираться в архитектуре; надо иметь счастливую организацию и воображение, чтобы оценить поэзию; надо быть приученным философски наблюдать природу, чтобы вынести здравое суждение о скульптуре и живописи; но что касается мелодии, то она должна интересовать всех людей, которые могут ее слышать, и можно сказать, что для того, чтобы ее вкушать, достаточно не быть мертвым». Не менее точно характеризует он современное музыкальное искусство, которое считает наиболее близким человеку потому, «что человек --">