Александр Владимирович Тюрин , Ричард Ловетт , Майкл Суэнвик , Николай Юрьевич Ютанов , Сергей Сергеевич Слюсаренко , Сергей Борисович Переслегин , Эдуард Вачаганович Геворкян , Сергей Шикарев , Илья Североморцев , Журнал «Если» , Наталия Андреева , Дмитрий Николаевич Байкалов , Иван Медведев , Аркадий Рух , Кен Лю , Александр Чекулаев , Александра Ольховик , Артем Желтов , Дэйв Хатчинсон , Алексей Пасечник , Кэтлин Энн Гунан , Станислав Ревенко - «Если», 2016 № 02

мышления в целом. Все-таки мы ленивы и нелюбопытны.

Подходы к квантовой механике наметились в конце XIX века в связи с опытами по фотоэффекту. Фотоэлемент был изобретен еще в 1888 году и с тех пор достаточно широко использовался в промышленности. Как он работает, было вполне понятно «на пальцах», но построить работоспособную теорию не получалось. Теория не только расходилась с экспериментом, данные эксперимента выглядели с позиции теории абсурдными и противоречащими здравому смыслу.

Далее, возникли проблемы с задачей, едва ли не учебной: излучение черного тела. Впервые физики встретились с ультрафиолетовой расходимостью: теория предсказывала исключительно быструю потерю энергии и «тепловую смерть» Вселенной за ничтожные доли секунды.

Опыт Резерфорда заставил ввести планетарную модель атома, интерпретировать результаты эксперимента как-то по-другому не получалось, но атом Резерфорда был в классической физике принципиально нестабильным образованием, и жить он мог все те же малые доли секунды.

Возникли проблемы и в химии, где никак не удавалось открыть эка-марганец, 43-й элемент таблицы Менделеева, и было ясно, что проблема — не в Периодическом законе.

Ранняя квантовая механика возникла как попытка справиться с перечисленными трудностями с помощью концепции корпускулярно-волнового дуализма. То есть предположили, что субатомные частицы одновременно являются и волнами, и частицами, можно заставить их проявлять и те свойства и другие, противоположные. Опыт Юнга для электрона показал, что так оно и есть на самом деле.

Между прочим, «лекарство» с самого начала оказалось горьким: пришлось отказаться от принципа исключения третьего — одного из важных постулатов аристотелевской рациональности. Но ограничиться этим не удалось. В 1927 году Вернер Гейзенберг формулирует принцип неопределенности. Невозможность одновременно измерить координату и импульс частицы разрушала физические представления о движении и ставила под сомнение саму физическую картину мира с ее постулатом о том, что любой физический параметр может быть измерен некоторым прибором с некоторой точностью. Выяснилось, что для описания физического микромира нужны операторный подход и неабелевые группы — там, где не выполняется коммутативность умножения.

Но и это не все. Эйнштейн, Подольский и Розен быстро доказали, что в мире, где выполняется соотношение неопределенностей, есть дальнодействие: частица А может оказывать влияние на частицу В, даже если они находятся в причинно не связанных областях пространственно-временного континуума (например, частица А упала в черную дыру и оказалась за горизонтом событий). То есть определенная группа элементарных частиц начинает повторять изменения состояния другой аналогичной группы, как бы далеко они не были разнесены. Добро пожаловать в мир телепортации! Между тем дальнодействие противоречило физической картине мира, со времен Ньютона оно было запрещено так же строго, как сверхсветовые звездолеты в современной науке.

Да еще все это было непредставимо. Квантовый мир нельзя было нарисовать, нельзя было описать чем-то, кроме математических формул. Или просто никто не попытался сделать это?

Как бы то ни было, к концу 1920-х годов квантовая механика как наука сложилась и начала работать. Теория согласовывалась с экспериментом. Теория была применима на практике (по крайней мере, на практике создания атомной бомбы). Теория позволяла предсказывать и давала возможность считать. Она не позволяла только понимать и представлять. И от требования физической наглядности просто отказались. Мир на микроуровне не соответствует человеческим представлениям, он может быть описан только математически.

Но, позвольте, Шредингер с самого начала показал, что явления микромира могут быть проявлены и в макромире. Хокинг говорит, что при словах «кот Шредингера» он хватается за пистолет, но в действительности сверхтекучий гелий — это тот же «кот Шредингера». Да и всем привычные редкоземельные магниты, удерживающие вес до четырехсот килограмм, тоже.

Как бы то ни было, 1930-е годы стали временем создания и продвижения квантовой механики, но не стали временем ее осмысления. Напротив, отсутствие наглядности, непредставимость, непонятность для --">