Журнал «Новый журнал» - Новый журнал № 282

спасению. Происхождение диктовало ему короткую
смертную дорогу, но он не хотел погибнуть и решил встать в ряды
своих потенциальных убийц. Большевики были ненавистны ему: сломав устоявшийся уклад, порвав вековые связи и разрушив древнюю
иерархию, которая в Туркестане всегда ценилась выше денег, они
лишили его родовых привилегий, власти, да еще навязали чуждую,
непонятную ему идеологию. Но инстинкт самосохранения оказался у
Касымхана сильнее классовой ненависти; понимая, что волей-неволей придется ему шагать в ногу с новой властью, начал он активно
действовать и, что называется, втираться в доверие. Через короткое
время, очень короткое даже по тем баснословным временам, когда
вчерашний изгой уже назавтра становился вершителем судеб, он стал
начальником джаркентской милиции, но это было не назначение, а
самозахват.
Касымхан был князем и действовал, как настоящий князь.
В начале 18-го года в Джаркенте квартировал 6-й Оренбургский
полк, который являлся фактически щитом и защитой города от новомодных увлечений. Далекое эхо петроградского переворота хоть и
докатилось до азиатских окраин свергнутой империи, но еще не прозвучало в полную силу, и потому царил здесь пока относительный
порядок, шаткий покой и старые установления. Но в марте полк ушел
в Оренбург, и председатель Джаркентской городской думы Анастасий Загорский оказался перед лицом новых опасностей, имея в качестве оборонительной силы только три с половиной десятка необстрелянных и привыкших жить сибаритами в сонной азиатской глуши
милиционеров.
Касымхан, почуяв слабину уездного начальника, вошел в сговор
с управленческим писарем, таким же, видно, как и он, сорвиголовой
и таким же ниспровергателем устоев; вдвоем они быстро организовали безжалостную банду числом в 78 человек, решительным штурмом
овладели стоявшими практически без охраны казармами и складами с
оружием, после чего объявили город находящимся под властью их
красногвардейского отряда. Тогда же городские чиновники, влиятельные общественные деятели и офицеры были парализованы молниеносными арестами и заключены в местную тюрьму.

УБИТЬ ОЛОВЯННОГО СОЛДАТИКА

11

Касымхан теми днями пребывал в какой-то неистовой эйфории,
метался по городу, отдавая приказы и распоряжения, и в конце концов
дошел до того, что потребовал вывести на тюремный двор председателя Городской думы и управляющего Джаркентским уездом
Загорского ради показательного расстрела. Загорский, когда его
выводили, отказался выходить и вцепился в дверь камеры. Один из
бандитов, не церемонясь, дал ему хорошенько по зубам, и председатель Городской думы, увидев, как кровь из разбитой губы капает ему
на галстук и грязнит батистовую манишку, неожиданно перестал
сопротивляться и покорно вышел в тюремный коридор.
Чанышев думал лично расстрелять его; когда часовые поставили
Загорского в углу двора, он вынул из кобуры свой антрацитовый
люгер, привезенный недавно с Великой войны, и направил его в сторону председателя. Убить главного человека в уезде Касымхан хотел
быстро, как бы походя, почти на бегу, демонстративно показывая
всем, как он усекает властную верхушку и сам по праву сильного становится на место убитого. Такой, в его понимании, сакральный акт,
что-то вроде жертвоприношения: ритуальной кровью нужно было
освятить начало новой дороги. Свита Касымхана и часовые, которые
вывели Загорского из камеры, приготовились быстро отправиться
дальше по своим делам, но тут произошла заминка. Чанышев, как и
было сказано, небрежно вынул из кобуры свой трофейный люгер,
выставил вперед руку, цепляя мушкой широкий лоб смертника, и
резко, даже не вглядываясь особо в мутный силуэт стоящего впереди
человека, нажал на курок.
Осечка!
Кто-то рядом неодобрительно хмыкнул.
Касымхан снова нажал на курок, и опять раздался сухой щелчок.
Чанышев тряхнул пистолет, словно бы желая сместить в нем
какие-то неправильно зацепившиеся друг за друга части, глянул раздраженно на своих подельников и поднес оружие к глазам, надеясь
распознать неполадку сразу и безоговорочно. «Может, патроны?..» –
неуверенно сказал один из часовых. Касымхан снова вскинул люгер
и снова нажал на курок.
Осечка!
«Все! – сказал суеверный Чанышев. – Ведите в камеру!»
Взмокшего Загорского отодрали от стены и быстро увели.
Касымхан плюнул, угрюмо поглядел на --">