Олег Николаевич Ермаков - Чаепитие в преддверии

Это оставьте у себя, - сказал чиновник, имея в виду узкую полоску бумаги, - и распишитесь, пожалуйста. Вот здесь. - Чиновник взял ручку и, обмакнув перо в чернила, подал ее Иванову и показал длинным матовым ухоженным ногтем мизинца, где следует поставить подпись.

Иванов склонился над столом. Чиновник следил за его рукой. И рука опустилась. Послышался скрип пера. Иванов распрямился. По его щеке скатилась бусина. Чиновник присыпал золотистым песком подпись и, улыбнувшись вспотевшему Иванову, попросил его посидеть пока на диване и пригласил следующего.

- Господин Иванов.

Встал человек, сидевший посредине. Значит, его фамилия тоже была Иванов. Второй Иванов проделал все то же, что и первый Иванов. И если первый Иванов вспотел, то второй Иванов был бледен. Он вернулся на диван. Его лицо просто кричало бледностью на фоне черного дивана. А чиновник позвал третьего, и тот тоже прочитал то, что было написано, и поставил, где нужно, свою подпись. И опять я ничего не уразумел.

- Ну вот и прекрасно, господа, - произнес чиновник, закрывая папку и начиная завязывать шнурки на ней. - И сейчас мы отправимся.

Я опустил пустую чашечку на остывшее блюдце, и чашечка мелодично звякнула. Чиновник взглянул на меня. Я поблагодарил его за чай.

- О, не стоит, - откликнулся он.

Сказав, что это был превосходный чай и что ничего подобного мне не доводилось пробовать, я хотел откланяться и уйти, но вместо этого вдруг начал перечислять сорта чая, сравнивая их достоинства, и, не в силах остановить поток красноречия, сказал, что чай - это вино философов и тонких поэтов и вырос он из ресниц погруженного в познание мудреца, чтобы бодрить мир, клюющий носом над вечными вопросами... В этом месте моей речи свет погас, и я замолчал, хотя сказать хотелось многое.

- Что это? - спросил кто-то.

- Да ничего такого, не беспокойтесь, господа, просто свет отключили, это бывает, сейчас включат. Но свет не зажигался.

- Не беспокойтесь, господа, - повторил чиновник.

И, обернувшись на его голос, я увидел во тьме бледное, уродливо сплюснутое, топорное, дегенеративное лицо с большими, напряженно округлившимися и поднявшимися на уровень лба ушами,

Я молчал, мгновенно наполнившись льдом и одеревенев.

Трое на диване тоже молчали.

Это белый телефон, вспомнил я и расслабился.

Меня обдало жаром. "Собственно говоря, что я здесь делаю?" - спросил я себя и подумал, что сейчас самое время уйти. Никому ничего не говоря. Я сижу в двух шагах от двери. В моей руке чашка с блюдцем.

Осторожно поставить на соседний стул.

Свободной рукой я нащупал стул. Затаив дыхание, медленно поднес к нему чашку на блюдце.

Теперь опустить.

Раздался треск.

Чашка подпрыгнула на блюдце, оглушительно звякнув, и я чуть не выронил блюдце из дрогнувшей руки.

Помещение озарилось светом. Спичка лучисто горела в руке чиновника над безобразной скуластой мордой телефона.

- Сейчас, господа, - сказал чиновник.

Послышался звук выдвигаемого ящика. Спичка угасла. Чиновник треснул другой, и огонек вспыхнул и перетек со спички на толстую бледную свечу. Чиновник приподнял руку над головой, чтобы озарить сидевших на диване. Все были на месте. Чиновник улыбнулся.

- А в этом что-то есть, не правда ли, господа? Какое-то древнее очарование. Мы со свечой и отправимся. Чиновник обратил лицо ко мне.

- Кстати, и вы можете к нам присоединиться.

Я поспешил поблагодарить его и сказать, что не смею больше задерживать группу.

- Помилуйте! - воскликнул чиновник. - Это минутное дело. У меня как раз есть один свободный паспорт. Только вписать вашу фамилию.

- Благодарю вас, но я не думаю, что мне будет полезна и интересна эта экскурсия, - ответил я.

- Отчего же?

- Да ведь я в этом городе родился и знаю каждый угол и камень.

Чиновник покачал головой.

- А заблудились.

Я смутился.

- Дело в том, что именно этот район... я здесь редко бывал. Ну и, честно говоря, здесь ничего достойного внимания нет.

- Позвольте, а наше бюро?

Я принял это за шутку и улыбнулся.

- Так вот, - сказал чиновник, - смею вас заверить, что ничего старого вы не увидите. Для вас все будет внове.

В его голосе звучала некоторая торжественность. И мне почудилось, что я действительно могу увидеть нечто новое, отправившись на экскурсию... Но возможно ли? Я здесь родился и столько прожил. Да и ночь на дворе.

- Но сейчас ночь, - сказал я.

- Это не имеет никакого значения, - ответил чиновник. - А то, что вы увидите, достойно внимания. Я --">