(KaliWoo) - Всего лишь мясо (СИ)

разнообразные символы, в том числе изображённые на чашках клана: сова, колокольчик, череп с цветком. Под ногами у пары мёртвых тела.

– Это Бхайрава и Кали, боги Бездны, – представил изображённых Джозеф, – Тёмные манифестации бога Шивы и его жены Шакти. Они изображены как единое целое, свободное от предрассудков и ограничений. Трупы под ногами – это символы ограниченного ума, попранной власти эмоции и инстинктов. Эти двое здесь – Йамала, пара. Единое целое, как форма и материя, язык и речь. Травоядные до сих пор практикуют секс без обязательств. Пользуются им, чтобы снять напряжение. Боятся раствориться друг в друге. Отсюда и слухи про нас. Мы предпочитаем наслаждаться жизнью и быть выше спаривания, раз уж у травоядных это не выходит. Вот откуда все эти толки… Что скажешь об иконе?

– Ветер, – чуть подумав, произнесла Фрида.

– «Ветер»?

– Как… – Фрида задумалась, – Как сильный порыв ветра, который бьёт в лицо зимой и не даёт дышать, но, если смотреть чуть сбоку, можно ощутить, какой он свежий и чистый. От такого даже голова иногда болит… Джозеф?

– А? А, да, я понял твою мысль, – он убрал икону на место, – Мы изрядно засиделись.

– Ух, и правда! – Фрида взглянула на часы, – Прости, что заставила тебя задержаться!

– Что ты, я с удовольствием с тобой побеседовал, – поспешил успокоить её глава клана.

– Скажи, я могу забрать флейту… на память? – всё же осмелилась спросить девушка.

– Какой толк в инструменте, на котором не играют?

– Но… – журналистка стушевалась, – Но я буду.

– Ты умеешь?

– Нет, но научусь, – она повертела флейту в руках, – Я видела, как ты это делал. Вот так.

Чистая нота разрезала тишину ночи словно секира.

– Ой, зачем же это громко! – испуганно зашептала Фрида, – Я не знала, что звук извлекается так легко, прости!

– Ты… В неё дунула.

– Прости-прости, я не хотела никого разбудить!

– Ты не поняла, – парень схватил её за плечи, – Эта флейта сделана из человеческой кости – а ты безбоязненно бросилась на ней играть!

Фрида моргнула вместо ответа. Видно было, что она только сейчас осознала подлинные масштабы этого события:

– Я… Молодец?

– Ещё какая! Настоящая агхори! – он широко улыбнулся, – То есть…

– Могу я тебя обнять? – Фрида исполнила своё желание до утвердительного ответа, и, уткнувшись в горячее плечо, пробормотала, – Кажется, я здорово к вам прикипела. Пытаюсь абстрагироваться, но не выходит. Никак не получается. Вы все – семья. Горой друг за друга. Мы… такое потеряли. Забыли, что главное. Считаем, что вы какие-то неправильные, хотя и сами хороши.

– Не говори «мы». Ты другая. Не из их числа.

– Я журналист, и должна быть гибкой.

– Ты – нечто большее, – он мягко отстранился, заглядывая ей в глаза. Заряд фонаря кончался, он моргнул раз, два, потускнел и погас. Но это не помешало двум парам губ найти друг друга в темноте.

– Тебе противно? – спросил Джозеф, когда девушка отстранилась.

– Нет, я хотела сказать, что, похоже, прошлым вечером это был не телесный токсикоз, а…

– Я понял, – он поцеловал гостью снова, – И я очень этому рад.

– Как далеко мы… зайдём? – её тонкие пальцы гладили горячую шею парня.

– Так далеко, как сама захочешь.

– Но… – Фрида с огромным трудом вырывалась из оков блаженного трепета, – Это неправильно.

– Правильно и неправильно – две стороны одной монеты. Всё в этой жизни: тревоги и волнения, борьба и желания, привязанность и отторжение, жизненные установки и заботы – всё уходит в небытие, становится ничем. Сначала этим, – Джозеф показал на костяную флейту, выпавшую из рук девушки, – А потом ничем. Ты сама это видела. Смотри, – Он откинул покрывало на своей кровати, и взору журналистки предстала сложная конструкция из костей, соединённых смолой, – Я сплю на этом каждый день. Это всего лишь материя, и всё, что мы испытываем – верчение материи.

– Завтра я уйду.

– Это будет только завтра, – парень шагнул к ней, кутая в запахи костра и горьких трав. Фрида уткнулась носом в его плечо, совершает трансцендентный рывок на новую территорию.