(Shadow Ceph) - Пыл да жар (СИ)

==========   ==========

Летний ночной ветерок качал деревья из стороны в сторону, пока на горизонте всходила луна. Издали казалось, что в этих краях и не было никакой войны: всё было чисто и опрятно. Где-то в лесной тьме пели птицы, а на земле мог встретиться пробегающий мимо заяц. Листья, срываясь с деревьев, падали на ветки, сумбурно разбросанные по всему лесу и напоминавшие случайным путникам, что война всё-таки затронула эти места. Проходя мимо очередных кустов, можно было наткнуться на заметные следы от пушек-гаубиц, которые солдаты, видно, катали туда-сюда, пытаясь выцелить врага.

На фоне этой спокойной картины северо-востока Лонгсворда выделялся ветхий красный амбар, из которого лился свет костра, освещая как распахнутые двери, так и проломленную двускатную крышу. Он мог и привлечь внимание, если бы здесь кто-то был, кроме девяти пони, спрятавшихся в нём. Хотя, судя по их позам, это было похоже на отдых от испытаний войны.

У костра сидел жеребец с синей шерстью, который, положив винтовку себе под передние ноги, резво уплетал украденный у врага сухпаёк.

— Вот за что действительно нужно похвалить коммунистов, так это за их умение готовить! — протараторил он, разогнав умиротворяющую тишину, и впихнул в себя ещё порцию салата.

— Тебе с таким рвением нас бы не сожрать, — прокомментировал эти слова пони с шерстью торфяного цвета, находившийся недалеко от костра.

Внезапно для всех на балкончике в углу амбара кто-то резко зашевелился, и из-за перегородки высунулась серогривая тёмно-зелёная морда пони, свесившего свои ноги на перегородку.

— Вот так каламбур! — радостно прокричал он, разбудив двух прятавшихся в тени и спавших крепким сном солдат, и как-то философски наклонил голову вбок. — Мы же вроде травоядные, а такие шутки шутим!

Торфяник, посмотрев в его сторону, прорычал что-то нечленораздельное, а затем вернулся к игре в крестики-нолики со своим товарищем с фиолетовой шерстью, который был младше всех здесь присутствующих. Разбуженные солдаты, глянув одним глазком на говорившего, снова положили головы на свои ноги и продолжили дрыхнуть как ни в чём не бывало.

— Капрал Репрабат, — внезапно обратился к выступившему, даже не посмотрев на него, лежащий у дверей с убранными за голову передними ногами бежевый пони. — Пожалуйста, вернитесь к своей работе.

Тот надул щёки, но ироническую ухмылку с морды не убрал. Помолчав с секунду, он, смеясь над ситуацией, выпалил:

— Пока другие сражаются с красными и реформистами, я сражаюсь с ящиками! Спасибо, о, сержант!

Но он никак не отреагировал на это, как и на то, что его подчинённый, судя по шуму, пнул ящик. Держа глаза прикрытыми, из-за чего казалось, что ему видится уже пятый сон, он зорко наблюдал за обстановкой и за настроением своих бойцов. Прекрасно видя, что обжора пытается заесть свой стресс, он указал ему на это, на что тот отмахнулся:

— Сэр, так это… там этой жратвы полно! И я не пытаюсь, как вы говорите, что-то там заесть.

Но его оправдания вызвали лишь ухмылки и перешёптывания у сидящих рядом с ним игроков в крестики-нолики, и под их давлением ему пришлось отложить пачку салата подальше. Сержант, удовлетворившись и таким ответом, перевёл взгляд влево, на прижатого спиной к стенке светло-оранжевого солдата в каске, из-под которой выглядывала белая грива. Он держал в копытах какой-то листок, на котором можно было разглядеть неаккуратный почерк. Фиолетовый, словно поняв намёк, поднялся, обогнул костёр и, громко цокая, подошёл к солдату.

— Фамир, а что ты читаешь? Это какое-то письмо? — спросил он с нескрываемым интересом, показательно наклонив уши вперёд.

Послышался вздох, и, поборов нежелание разговаривать, Фамир выдал:

— Это письмо от жёнушки моей. Прислала за день до этого чёртового боя! — на мгновение повысив тон, начал он, а, успокоившись, продолжил. — Я же по семье скучаю. Люблю их очень.

Собеседник подумал-подумал и задал следующий вопрос:

— А зачем ты сюда вызвался, если каждый день без них нагоняет на тебя тоску?

На балкончике снова зашевелились ящики, и та же самая морда выкрикнула, заливаясь смехом:

— Он просто бабу на войну променял! Шило на мыло, так сказать.