Чезаре Павезе - Свадебное путешествие

ЧЕЗАРЕ ПАВЕЗЕ

СВАДЕБНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

1

Сейчас удары судьбы и угрызения совести наконец научили меня понимать, как

глупо отказываться от действительности ради бесплодных мечтаний и требовать того, чего

тебе заведомо не могут дать; однако Чилии уже нет. И иногда я думаю, что такой, как

сейчас, сломленный, униженный и со всем смирившийся, я бы с радостью принял

прежнюю жизнь, если бы те времена вернулись. А может быть, и нет, может быть, и это

лишь одна из моих фантазий: если я мучил Чилию, когда был молод и для ожесточения у

меня не было никаких особенных причин, то теперь я мучил бы ее оттого, что мне не

давала бы покоя моя нечистая совесть. Интересно, что за все эти годы я так и не понял —

любил ли я ее на самом деле? Сейчас-то я, конечно, тоскую о ней, она живет в глубине

всех моих мыслей, и что ни день — я вновь и вновь растравляю свою рану, копаясь в

воспоминаниях, относящихся к тем двум годам. И я презираю себя за то, что дал ей

умереть, и за то, что жалел при этом не столько ее, такую молодую, сколько себя самого, снова обреченного на одиночество. Но выходит, что я все-таки ее любил? Да, должно

быть, любил, но не так спокойно и рассудительно, как полагается любить жену.

В сущности, я был ей многим обязан, а платил за все только слепыми

подозрениями, ибо не понимал мотивов ее поведения. И счастье еще, что мое врожденное

легкомыслие не позволяло мне полностью погрузиться в эти мутные воды, и я

ограничивался лишь инстинктивным недоверием, гоня от себя нечистые мысли, которые,

постепенно накапливаясь, могли совсем отравить мне душу. Но все-таки я иногда

спрашивал себя: «Почему Чилия вышла за меня?» Не знаю, что заставляло меня

задаваться этим вопросом: сознание ли своих скрытых достоинств или, наоборот,

уверенность в своей никчемности — главное, что я серьезно над этим раздумывал.

В том, что именно Чилия взяла меня в мужья, а не я ее в жены,— в этом не могло

быть сомнения. Те грустные вечера, когда, обнявшись, мы без устали бродили по улицам и

когда я, шутя, предлагал ей броситься вместе в реку (сам-то я не придавал этой шутке

никакого значения, так как привык к подобным мыслям!) — те вечера потрясли ее до

глубины души и внушили ей такую жалость ко мне, что она даже предложила мне из

своего скромного жалованья продавщицы небольшую сумму, которая могла бы

поддержать меня, пока я не найду работу получше. Но я отказался от этих денег и

объяснил, что мне вполне достаточно просто проводить с нею вечера. С этого все и

началось. Она очень нежно стала убеждать меня, что мне не хватает хорошей подруги

жизни. И что я слишком много брожу по улицам, и что любящая жена создала бы для меня

такой дом, в котором — едва я войду — мне сразу станет легко на душе, каким бы

суматошным и утомительным ни был прошедший день. Я пытался объяснить, что я и

один-то еле-еле свожу концы с концами, но и сам чувствовал, что это не довод. «Когда

люди вдвоем — они помогают друг другу и берегут друг друга. Нужно только хоть

немного любить, Джорджо»,— говорила она. Я чувствовал себя в эти вечера униженным и

подавленным, а Чилия была так серьезна и так мила в своем красивом пальто, сшитом

собственными руками, и со старенькой потрескавшейся сумочкой. Почему бы не дать ей

эту радость? Где я найду более подходящую жену? Ей был знаком труд и лишения, она

росла в рабочей семье и рано осталась сиротой. Спокойствия и мужества в ней было

значительно больше, чем во мне, в этом я был уверен.

И я весело сказал ей, что если она согласна взять меня такого, как я есть — лентяя и

эгоиста, — я на ней женюсь. И я был доволен и даже горд, меня согревало сознание

доброго дела и мужество, которое я неожиданно в себе обнаружил. Я сказал Чилии: — Я

научу тебя французскому.

А она в ответ только улыбнулась мне глазами, тесно прижавшись к моей руке.

2

В те времена я считал себя человеком порядочным и еще раз предупредил Чилию о