Рейнолдс Прайс - Ночь и утро в Панацее

Рейнолдс Прайс Ночь и утро в Панацее

Август 1904 года

Он напугал старика негра, но не нарочно — просто к четырем часам тропинка от сильного ливня совсем размякла и на ней не слышно было шагов, да и вид у него, промокшего до нитки и изможденного после долгого пути, испугал бы любого.

Старик уронил доску, которую только что с шумом отодрал от сарая (у ног его лежали еще три хорошие сухие сосновые доски), и спросил:

— Вам кого?

Форрест улыбнулся.

— Никого. — И тут же подумал, что впервые за долгое время солгал.

— Их тут нету. Давно нету. Я тут теперь. Мне белая женщина позволила. — Он указал на стену сарая, наполовину разобранную, с обнажившимся каркасом. Зеленый свет струился на сухой земляной пол.

Форрест посмотрел на пол и увидел окружья из белого камня, похоже, все те же самые. Он двинулся к ним, но в глубине сарая было совсем темно.

— Вы кто ж будете? — спросил старик.

Форрест наклонился, чтобы получше их разглядеть. Оба родника на прежнем месте — только затаились под вековечным сором и паутинным шелком, и все же видно было, как они струятся и втекают в незримые трубы, которые чудодейственным образом выводят их из сарая к самому склону холма. Возле ближнего родника на цепочке белела эмалированная кружка. Форрест потянулся за ней (и, наклонясь, увидел, что возле другого родника кружки нет ни на цепочке, ни где-либо поблизости).

— Выпейте глоточек, а то до ночи не дотянете.

Форрест взглянул на старика и улыбнулся.

— Не исключено.

— Больной, что ли?

Форрест кивнул.

— Воспаление легких.

— В августе не бывает, — сказал негр.

— Ну, значит, совсем отощал. С тех пор как позавтракал, четырнадцать миль отмахал, и ни крошки во рту. Устал, промок, голодный, и жена с сыном меня бросили. Я теперь одинокий призрак. — Форрест хотел пошутить.

— Нет, вы человек. Как звать-то?

— Форрест Мейфилд.

— А откуда будете?

— С севера, из Виргинии, недалеко от Брейси.

— Так это ж за сотню миль!

— Бывал там?

— Поблизости, — ответил негр.

— А ты кто?

— Мне уж за восемь десятков.

— И давно здесь живешь?

— Очень давно, лет сорок — уж это точно. — Старческие, пожелтелые, точно клавиши, глаза не мигая смотрели на Форреста.

— Тогда где ж ты был в прошлом году в апреле?

Негр задумался.

— Здесь вроде бы.

— Значит, где-то прятался.

— Чего это вы такое говорите?

— В прошлом году в апреле мы были здесь: четыре учителя (не считая меня), двадцать школьников, добрая дюжина мамаш, да еще коляски с лошадьми, но тут никого не было.

— А как это место прозывается?

— Родники Панацеи.

Рукой, обтянутой черной сухой и морщинистой кожей — точь-в-точь как на саквояже Форреста, — старик указал на родники.

— Думаете, они лечебные?

— Так думали когда-то старики. — Форрест присел возле каменных окружий.

— Только они теперь все мертвые, да?

— Кто?

— Старики, и ихние все мысли.

Форрест посмотрел на негра. Похоже, тот улыбался.

— Да, они теперь в мире ином.

— Я знаю, о чем говорю, — сказал негр. — Я еще парнишкой в одном таком месте работал, в Виргинии. Там ничего, кроме воды, и не было. А что с нее проку — выпил да помочился. Как со всякой воды. — Старик подождал, пока слова пробьются к Форресту сквозь зыбкую мглу. Потом присел на корточки невдалеке от Форреста и уставился на него, не мигая. И вдруг звонко захохотал, совсем по-мальчишечьи.

Форрест от неожиданности тоже рассмеялся.

К семи часам они приготовили ужин: грудинку, кукурузную кашу и кофе; готовили в кухне заброшенной гостиницы «Родники» на крохотной печурке, которую топили досками от сарая. А потом поднялись — негр шел первым — по черной лестнице, прошли по длинному коридору в переднюю часть дома на веранду второго этажа. Старик нес горячую сковороду с их общей едой, а Форрест кофейник и две кружки — негр велел ему снять с цепочки и вторую. Пол веранды был усыпан ветками, опавшей листвой, высохшими осиными гнездами, валялся детский ботинок, но они расчистили себе местечко в северной, прохладной, части веранды. Негр провел туда Форреста и указал ему, как сесть поудобней — на полу, прислонясь к стене, лицом к верхушкам густого подлеска, вымахавшего до самой веранды. Старик же с легкостью мальчишки уселся спиной к изящным перилам, вынул длинный складной нож, разрезал пополам грудинку и подвинул сковороду Форресту.

— Половина ваша.

— --">