Леонард Борисович Терновский - Идейное наследство правозащитного движения

Терновский Леонард Идейное наследство правозащитного движения

Леонард Борисович Терновский - врач-рентгенолог, активный участник правозащитного движения, член "Московской общественной группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР", член "Комиссии по расследованию злоупотреблений психиатрией в политических целях". За правозащитную деятельность в 1980 году был осужден по статье 190/1 на три года. Л. Фрид

Леонард ТЕРНОВСКИЙ.

ИДЕЙНОЕ НАСЛЕДСТВО ПРАВОЗАЩИТНОГО ДВИЖЕНИЯ

Можно ли вообще говорить о идейном наследстве правозащитников? Разве были ими впервые высказаны действительно новые или оригинальные идеи? - Едва ли. - Но что вполне ново под луной?

Думаю, если правозащитники только возродили из забвения идеи, высказывавшиеся и до них; если они своим примером привили их в сознании общества; если они дали этим идеям собственную, оригинальную трактовку, - то правомочно называть такие идеи правозащитными. А, следовательно, можно говорить и о идейном наследстве правозащитного движения.

Предвижу другое возражение. Общественное движение 60-80-х годов было идеологически пестрым: тут и религиозники, и националы, и демократы, и либералы, и даже "истиные марксисты-ленинцы". Это движение не имело и общепризнанного названия: инакомыслящие, диссиденты, демократы, правозащитники. Возможно ли извлечь из подобного разномыслия какую-то общую сущность? - Я считаю - можно.

Диссидентами именовались люди различных взглядов и устремлений, несхожие и порой почти ни в чем не согласные между собой. Но все-таки были по меньшей мере три положения на которых сходились почти все. Эти принципы не всегда четко формулировались, часто только подразумевались. Но их не оспаривал почти никто. На мой взгляд они состоят в следующем.

Гласность - сегодня затертое слово. И изобрели ее, конечно, не правозащитники. Освобождение слова от цензуры ставил во главе своей программы еще Герцен. Но за десятилетия большевистского ига мы отвыкли от свободной речи. Оттого открытость выступлений первых правозащитников производила поистине потрясающее впечатление. Вот несколько примеров.

В конце сентября 67г. молодого москвича вызвали в КГБ. И сказали: мы знаем, что вы составляете сборник материалов недавно закончившеговся суда. Предупреждаем, - если сборник будет закончен и распространен, вы будете привлечены к уголовной ответственности.

- 2

Как обыкновенно вели себя в такой ситуации наши соотечественники? Многие, даже не трусливые люди, решили бы: все, ничего не поделаешь, - и уничтожили бы подготовленный сборник. Другие, похрабрей, - спрятали бы его до лучших времен. Самые храбрые, не считаясь с непрошенными советами, закончили бы сборник и распространили бы его. Решившись сесть в результате на скамью подсудимых.

Человек, о котором я рассказываю, Павел Литвинов, будущий участник демонстрации 25 августа 68г. на Красной площади, поступил самым естественным - и самым невероятным образом. Вернувшись домой, он записал по памяти беседу в КГБ и эту запись отправил главным редакторам 4-х советских и 3-х иностранных газет - с просьбой опубликовать свое письмо. "Чтобы, писал он, - в случае моего ареста общественность была бы информирована о предшествующих ему обстоятельствах".

Это письмо тогда же было напечатано за рубежем, звучало по "голосам". А сам сборник - "Дело о демонстрации на Пушкинской площади 22 января 67г." вышел по-русски в Лондоне в 68г.

...Не знаю, как такое ощущается сегодня. Но в то время, услышав письмо Литвинова по радио, я был потрясен его поступком. Значит, - так можно? - Нет, так НУЖНО!

Еще пример, - не нынешней - дозволенной, а тогдашней преследуемой, обжигающе-опасной гласности. Осенью 73г. арестами, преследованиями и угрозами задавлена "Хроника", самиздатский бюллетень правозащитников. На допросах и судах "Хроника" однозначно квалифицируется как антисоветская и клеветническая. За нее судят и дают срока. И в КГБ диссидентов предупреждают и шантажируют: за каждый вновь выпущенный номер последует новый арест. И даже совсем не обязательно того, кто будет его составителем.

Вот так: кто-то ответит за поступок другого, и все мы заложники. Можно решиться рисковать собственной головой, но ставить на кон своего товарища? И ясно как день, что это не пустая угроза.

Май 74-го. Как и от кого попал в мои руки тот листок с коротким текстом? Не помню. Но помню мои тогдашние чувства: изумление, восхищение, гордость, - и --">