Валерий Евгеньевич Шамбаров - Царь грозной Руси

В.Е. Шамбаров ЦАРЬ ГРОЗНОЙ РУСИ

ПРОЛОГ

25 августа 1530 г. от Рождества Христова над Москвой бушевала ночная гроза. Струи ливня хлестали по кровлям посадских изб и резных теремов, по деревянным настилам улиц и площадей, растекались по дворам, журчали задорными, веселыми ручьями. Смывали с мостовых накопившуюся грязь и пыль, сносили в канавы мусор и прочую нечистоту, щедро поили иссохшую землю и поникшие от зноя листья деревьев. Гроза разогнала застоялую тяжелую духоту, наполнила воздух свежестью дождя и озона. Могучие удары грома рокотали в небе, как боевые литавры, как залпы тяжелых пушек. А ослепительные всплески молний рвали в клочья ночной мрак, отражаясь золотом куполов и крестов святых храмов. Высвечивали, будто днем, дома и палаты, торжища и сады, неприступные стены и башни Кремля.

Гроза будила и будоражила москвичей. Кто-то выглядывал в окно, полной грудью вдыхал нахлынувшую влажную чистоту и прохладу, глядя на величественное буйство стихии. Кто-то бежал, шлепая по лужам, прибрать оставленное на дворе добро. Других гроза пугала. Женщины вздрагивали от близких громовых раскатов, робко жались к плечу мужа. Дети приникали к родителям, и их успокаивали, спросонья шептали что-то ласковое. А кто-то вспоминал и о каре Божьей, в страхе перебирал совершенные грехи и торопливо читал молитвы, упав на колени перед сумрачными образами.

И только в одном месте на грозу, казалось, не обращали внимания. В натопленной мыльне великокняжеского дворца женщины суетились вокруг корчащейся роженицы. В пропотевших сорочках, взмокшие не столько от жары, сколько от напряжения — как в бою рубятся вместе князь и холоп, так и здесь перемешались в едином государевом деле, забыв о различиях. Знатная боярыня спешила исполнить приказание безродной повивальной бабки. Кумган с горячей водой подхватывали и несли девка-холопка с мамкой-дворянкой. И вот надрывный вопль роженицы оборвался, сменился умиротворенным усталым стоном, а в наступившей тишине раздался другой крик. Плач младенца. Тот плач, от которого люди вокруг расцветают улыбками. В мир пришел человек.

По сеням и переходам дворца тут же затопотали сапоги — кто-то уже бежал принести важную весть отцу, великому князю Василию Ивановичу. В мир пришел наследник престола. Пришел будущий великий князь и царь… А гроза перекрыла все звуки, раскатившись многоголосыми, непрерывными громами, сливающимися воедино и сотрясающими все вокруг — с таким же, слившимся воедино сверканием молний, озарившим ярким светом Русскую землю. В мир пришел Грозный царь. И само Небо подтвердило его грядущую мощь и славу…

Ну а счастливый отец на радостях повелел строить храм в своем селе Коломенском. Дивный и необычный храм Вознесения Христова. Величественный и одновременно изящный, вздымающий с высокого берега Москвы-реки белокаменный шатер прямо к облакам. Как бы соединяющий земное и Небесное и возносящий к престолу Господа благодарственную молитву.

1. НАСЛЕДНИК ТРЕТЬЕГО РИМА

Каким же был младенец, которого родители нарекли Иоанном? Да точно таким же, как многие новорожденные, приходящие на свет Божий во все времена. Крепеньким, горластым, требовательным — он хотел есть, расти, хотел видеть и вобрать окружающее любопытными глазенками. Хотел лежать в сухих пеленках. Хотел спать, насосавшись вкусного молока. Хотел двигаться и протестовал, когда его пеленали. И совершенно не ведал, что ожидает его впереди.

Но люди вокруг него хорошо знали, чем этот ребенок отличался от других. Отличался он своей миссией на земле. Отличался происхождением. По отцу — из славного рода Рюриковичей, по матери — из рода князей Глинских. Предание гласит, что в 1399 г., когда хан Темир-Кутлуг разгромил на реке Ворскле литовское войско, великого князя Витовта спас от гибели казак Алекса по прозвищу Мамай. Увел в лес и три дня блуждал по чащобам. Наконец, Витовт догадался пообещать ему город Глинск и княжеский титул, если сумеет вывести. И казак моментально нашел дорогу [24, 25]. Впоследствии Глинские, составляя свою родословную, объявили казака потомком знаменитого ордынского темника Мамая, чьи сыновья бежали в Литву. Но в этом позволительно усомниться. Со времени убийства хана Мамая до битвы на Ворскле прошло лишь 19 лет, и трудно представить, чтобы его сын или внук стал простым казаком, носил христианское имя и знал, как свои пять пальцев, леса --">