Андрей Владиславович Марчуков - Украина в русском сознании. Николай Гоголь и его время.

волею Божественного Прови­дения ли, судьбы или витальных сил русского народа све­дённый воедино в границах одного государства. «Сколько разных обликов, нравов и обычаев представляются испы­тующему взору в одном объёме России совокупной!» — по­ражался этому богатству и разнообразию форм националь­ной и географической жизни один из русских писателей и журналистов начала XIX века^[1]. Даже собственно русские области порой заметно отличались друг от друга, что на­кладывало отпечаток и на культурное своеобразие их насе­ления. Что уже говорить о территориях, на которых жили иные народы, царили иные культуры. И для каждого ре­гиона, для каждой народности русское сознание должно было сформулировать свой образ. Уже просто осмыслить это многообразие, увязать друг с другом в единый образ «России» было делом поистине грандиозным и неимоверно сложным, требовало от русского сознания одновременно и необыкновенной пластичности, и цельности.

Одним из важнейших регионов страны, будь то Рос­сийская империя или СССР, являлась Украина. Но от­нюдь не только геополитические и экономические факторы были тому причиной. Украина нужна для России не про­сто как для государства, но как для особого культурно­-исторического типа. Она важна для русского самосознания, для осмысления русскими самих себя и своего историческо­го пути. Она — одна из несущих конструкций в том образе России и в той картине мира (исторической и пространствен­ной), которые созданы этим сознанием. Но правильнее здесь будет говорить не столько об «Украине» как национально-­политической данности уже ХХ-XXI веков, сколько о тех исторических землях, которые ныне составляют её террито­рию, об их месте в этой русской картине мира.

Любой подобный ментальный образ (страны, народа, го­сударства и т. д.) в конечном счёте служит решению одной за­дачи — определению психологического расстояния от наблю­дателя до объекта, который может представать как «чужой», «нейтральный» или «свой» (естественно, со множеством пере­ходных между этими основными состояниями форм). Наибо­лее простой и надёжный способ превратить образ какой-либо местности в «свой» — это заселить её, сделать своей этниче­ской территорией, в нашем случае — русской. Именно таким путём шло закрепление в русском сознании как «своих» та­ких регионов, как Средняя и Нижняя Волга (из враждебного «татарского мира» постепенно, по мере их заселения русски­ми, превратившихся в олицетворение России и русскости); как степное пространство бывшего Дикого Поля, Дона, Куба­ни, равнинных местностей Северного Кавказа; как Сибирь, и ряда других российских территорий.

Там же, где по разным причинам русский этнический элемент не стал преобладающим, образ регионов приобрёл более сложную гамму психологических оттенков (и, со­ответственно, менее прочное их понимание как «своих»). Ведь не секрет, что фактор государственной принадлежно­сти имеет меньше центростремительного, объединяющего потенциала, чем чувство национального единства, отно­шения к какой-то земле как своей кровной, родовой.

Случай с Украиной стоит несколько особняком. Она, по крайней мере большая часть её исторических земель, однозначно понимается как «своя». Однако, несмотря на длительное и значительное присутствие там русского насе­ления (многомиллионное, причём таковым оно начало ста­новиться ещё в дореволюционный период), в целом Украи­на не является русской этнической территорией.

Тут, правда, следует сделать две важные оговорки. Во- первых, согласно исторической традиции, правильнее говорить «великорусской», тем более что это заметно об­легчает и понимание национальной специфики пробле­мы вообще. А во-вторых, здесь как раз и проявляется то, о чём говорилось выше: необходимость рассматривать это пространство не как «Украину», а как группу различных историко-культурных регионов. Так, если переселение рус­ских (великороссов) в Левобережную и Правобережную ча­сти современной Украины, не говоря уже о более западных её регионах, носило характер миграции в иноэтническую (хоть и близкородственную) среду, то Слободская Украи­на, Новороссия (Приазовье и Причерноморье), Донецко-Криворожский бассейн являлись зоной совместной коло­низации и малороссов, и великороссов. И именно потому эти земли являются их (великороссов) исторической тер­риторией, такой же, какой они стали и для малороссов (украинцев). А сами русские — их --">