Денис Григорьевич Хрусталёв - Северные крестоносцы. Том 2

из Вечного города: летом 1244 г. он тайно отправился в родную Геную, откуда отплыл в Лион, где обосновался, вынудив французского короля Людовика IX Святого защищать себя^[1].

Летом 1245 г. в Лионе был созван собор Западной Церкви (Первый Лионский собор), на котором должен был решиться вопрос о злоупотреблениях императора Фридриха, а также о мерах по предотвращению монгольской угрозы и объединению с восточными христианами. После продолжительной полемики Собор 17 июля 1245 г. осудил императора как клятвопреступника и еретика, а также постановил лишить его короны. Начался новый виток противостояния. Группа имперских князей 22 мая 1246 г. пыталась выбрать нового германского короля — им стал Генрих Распе, который в следующем году умер. Затем был избран Вильгельм Голландский. Мятеж стал обыденным явлением в Германии. Многие бароны объявили себя свободными от присяги императору Фридриху. Был организован крестовый поход против него. Но даже в этих условиях отлученный император сохранял значительную власть, которой хватало, чтобы влиять на выборы епископов и контролировать большинство священнослужителей в своей стране. Только смерть Фридриха в декабре 1250 г. положила конец многолетней склоке.

Одновременно с эскалацией конфликта с императором Иннокентий IV искал разрешения проблемы монголов, то есть «татар», как их тогда называли. Первое посольство к правителям евразийских степей он отправил еще до открытия Лионского собора. Францисканец Джованни де Плано Карпини (Fr. Iohannes de Plano Carpini (Giovanni da Plan del Carpine); ок. 1180–1252) отбыл из Лиона 16 апреля 1245 г. До монгольской столицы Каракорума он добрался только через полтора года — 22 июля 1246 г. и только к осени 1247 г. вернулся в Лион. За это время Иннокентий пытался собрать информацию о монголах из других источников. В частности, из русских.

* * *

В качестве докладчика по вопросу о монголах (татарах) на Лионском соборе в 1245 г. был привлечен «некий архиепископ из Руси по имени Петр (quidam archiepiscopus de Russcia nominee Petrus)». Об этом сообщают Анналы Бёртонского монастыря (Annales de Burton), а также «Великая хроника» Матвея Парижского^[2]. По вопросу идентификации «архиепископа Петра» в науке существует большая полемика, которая и сейчас не привела к однозначным результатам.

В XIX в. Петра принято было считать неким галицким епископом или просто русским «титулярным» церковным иерархом^[3]. Одновременно исследователи предпочитали взывать к осторожности при трактовке целей его миссии при папском дворе. Н. П. Дашкевич производил Петра из некоей русской области, «колебавшейся между православием и латинством», отчего локализуемой, скорее всего, в «придунайских и югославянских» землях. «Едва ли можно считать Петра епископом чисто русских земель», — писал историк^[4]. В. Абрахам предположил, что Петр мог быть ранее не известным Перемышльским епископом, но сразу оговорился, что, по имеющимся сведениям, можно утверждать лишь то, что он относился к высшему духовенству Русской Церкви^[5]. Более прочный статус Петра попытался утвердить С. Томашевский, опубликовавший в 1927 г. статью, в которой отождествил его с упоминаемым в летописи под 1230–1231 гг. игуменом киевского монастыря Спаса на Берестове «Петром Акеровичем»^[6]. Историк считал, что речь должна идти о киевском митрополите, утвердившимся на кафедре около 1240 г. благодаря протекции Михаила Всеволодовича Черниговского. Изгнанный из Киева, этот князь направился в Венгрию, откуда послал митрополита в Рим в поисках поддержки против монголов и в борьбе за власть на Руси^[7]. Линия рассуждений Томашевского неоднократно подвергалась критике со стороны исследователей. В центре гипотезы — ошибка, в которой уличил Томашевского еще М. А. Таубе в 1928 г. ^[8] В летописи боярин Петр Акерович и игумен Спасского монастыря — разные люди. Их отождествление по тексту невозможно — в этом отдавали себе отчет уже первые публикаторы Лаврентьевской летописи^[9]. Кроме того, ничто в западных источниках не указывает на то, что Петр представлялся главой Русской Церкви — его именовали лишь «неким архиепископом из Руси»^[10]. Тем не менее, в советской историографии гипотеза Томашевского получила неожиданного сторонника в лице В. Т. Пашуто, который ввел ее в широкий научный оборот. Ученый считал, что Петр — это «русский игумен Петр Акерович, присланный в Лион черниговским князем»^[11]. В 1990 г. вышла специальная статья А. --">