Дмитрий Ефимович Фурман - Русские и украинцы: трудные отношения братьев

бра­ту должно быть, мягко выражаясь, сложным. Первой реакцией на его появление (вернее, даже не на появление, а на «разговоры» о его появ­лении, на идею, что он - есть) было просто категорическое отрицание. Есть малороссы, этнографическая группа, одна из многих в составе русского народа (есть и донские казаки, и поморы, и сибиряки), и есть простонародные диалекты, на которых они говорят. Но они - такие же русские, даже не братья, а просто - мы сами. Украинского же народа и украинского языка - нет, никогда не было и быть не может. Это - про­сто изобретение врагов России, поляков и австрийцев. Естественно, что при таком отношении никакой национальной дискриминации инди­видуальных украинцев быть не могло - ведь нельзя дискриминировать самих себя. Но зато мог быть запрет на употребление украинского язы­ка («несуществующего» языка) в печати, в концертах, в театрах, т. е. даже не дискриминация, а нечто большее, попытка уничтожить еще не родившегося младенца.
И было бы неверным (здесь я полностью согласен с А. Миллером) видеть здесь проявление «характерного для русских тупого шовинизма и национализма». Во-первых, в тот период, когда официальная Россия стояла на позиции решительного отрицания существования украин­ской нации, это существование отнюдь и не было очевидным и непре­ложным фактом. Образование украинской нации - плод идеологической и политической работы и обстоятельств, которые теоретически могли сложиться и иначе. Во-вторых, в своей резко негативной реак­ции на украинские претензии русские были не лучше, но и не хуже, на­пример, французов, жестко пресекавших всякие поползновения к обра­зованию наций на основе французских этнических групп и даже сейчас отрицающих даже автономию для корсиканцев. Просто у русских не было тех культурных ресурсов, какие были у французов (мы не могли, например, создать для украинцев, вернее, потенциальных украинцев, «протоукраинцевы, систему массового народного образования на рус­ском языке) и проделать с украинцами то, что французы проделали, скажем, с провансальцами, у нас не получилось.
Это изначальное отношение русских к украинцам (полное отсутст­вие национальной дискриминации на личном уровне и одновременное неприятие идеи отдельных украинских нации и государства значитель­но более жесткое, чем идеи нации и государства, любых других наро­дов Российской империи), возникшее одновременно с зарождением ук­раинской идеи и украинской нации, претерпело с тех пор значительную эволюцию. Но до конца оно не умерло и сейчас. И прекрасные меж­личностные отношения в сочетании со «сложными» межгосударствен­ными - это смягченная форма проявления того же отношения.
* * *
В начале XX в. украинская нация стала активно оформляться и по­сле распада Российской империи в 1917 г. предприняла неудачную по­пытку создать национальную государственность. Эта попытка не уда­лась во многом потому, что нация еще не оформилась до такой степе­ни, когда ее существование становится для людей аксиомой, а незави­симость - реальной потребностью. Но украинское национальное дви­жение все же отнюдь не потерпело полного поражения.
Судьба Российской империи - парадоксальна. Единственная из трех развалившихся одновременно империй - Российской, Австро-Вен­герской и Турецкой - она смогла частично восстановить свою целост­ность именно потому, что ее восстановителями оказались люди, от­нюдь к этому не стремившиеся, - большевики, видевшие в ней лишь плацдарм (случайный и другой ценности, чем ценность плацдарма, не представляющий) будущей мировой революции. Искренний интерна­ционализм ранних большевиков разоружил слабые национальные дви­жения, в том числе и украинское, многие руководители которого были убеждены большевиками (которые и сами в это верили), что отныне украинский народ (именно народ, а не индивидуумы) будет равен русско­му, свободно развиваться и получит даже свою государственность (правда, обязательно социалистическую). В 20-е гг. так оно и было, и в ставшей советской республикой Украине шло интенсивное националь­ное строительство.
Но существует то, что можно назвать «логикой имперского пространства». Если на территории, где есть мощное русское ядро и очень разные, относительно небольшие народы, живущие на периферии, со­здается единое государство или союз государств, то, какова бы ни бы­ла их идеология, в них все равно будет доминирование русского ядра над нерусской периферией. Тем --">