Ярослав Аркадьевич Кеслер - Песнь Вещего Александра

Ярослав Кеслер

Песнь Вещего Александра

Во время гражданской войны России и в красных, и в белых войсках любили распевать на один и тот же лихой мотив пушкинскую «Песнь о Вещем Олеге». Вот только припев к этому гимну был их собственного сочинения, и с единственной различной строкой: сначала и те, и другие пели «Так громче музыка играй победу — мы победили, и враг бежит, бежит, бежит!», затем у красных шло «Так за Совет Народных Комиссаров…», а у белых — «Так за царя, за Родину, за Веру…», а далее опять солидарно: «…Мы грянем громкое „ура, ура, ура!“».

Из этого, характерного для времен гражданской войны, но достаточно курьезного, эпизода следуют, тем не менее, по крайне мере, два серьезных вывода. Первый: и те, и другие, независимо от идеологии, воспринимали «Песнь о Вещем Олеге» как свой русский гимн, и второй: одна-единственная присочиненная строка может качественно изменить смысл с точностью до наоборот, как частица «не». Но почему же русские, находившееся во время великой смуты начала XX в. в некоем всеобщем помутнении рассудка, подсознательно искали опору в именно этой «Песни»?

За последние 100 лет мы все же смогли, наконец, понять, что у А. С. Пушкина не было ни случайных тем произведений, ни случайных слов в них. Начнем с того, что Пушкин назвал своего князя Олега Вещим, т. е. не только мудрецом, но предсказателем. Здесь Пушкин через Олега явно проводит путеводную нить от Вещего Бояна из «Слова о полку Игореве», к себе, Бояну XIX века, и далее к потомкам.

Далее пушкинский Олег собирается (как ныне) «отмстить неразумным хазарам». О хазарах традиционная история нам говорит: 1) как о тюркоязычном народе, пришедшем с гуннами в Европу; 2) как о жителях Хазарского Каганата, живших на казачьих землях между Волгой (по-хазарски Итилью) и Доном, и исповедовавших, в основном, иудаизм; 3) как о хазарейцах — мусульманском племени в Иране и Афганистане, говорящем на фарси (персидском языке).

С другой стороны, сам князь Олег в «Слове о полку Игореве» назван каганем, т. е. титулом правителя Хазарского Каганата. А если, с третьей стороны, мы добавим к этой компании католиков-венгров, которые и сегодня гордятся своим древним гуннским происхождением, древним угоро-финским языком, а также своими знаменитыми гусарами (по-французски «гусар» hussard, а hussarde «венгерка (танец)»), то определить этническую и религиозную природу хазар-гусар становится далеко не просто.

Но читаем Пушкина дальше. Дело происходит в дохристианской Руси, поскольку встречается Олегу «вдохновенный кудесник, покорный Перуну старик одному», не боящийся владетельного гнева волхв. Этот волхв и предрекает Олегу «смерть от коня своего».

А вот этим Пушкин нам прямо указывает на единственного (исключая, конечно, Росинанта у Дон-Кихота) знаменитого своей кличкой исторического коня полководца — на Буцефала (т. е. Бычьеголового), любимого коня Александра Македонского. Что же это за «бычьеголовый» боевой конь? Это конь в средневековых конских латах. И Пушкин пишет об Олеге: «в цареградской броне князь по полю едет на верном коне».

И еще волхв предрекает Олегу победы, воинскую славу и «щит на вратах Цареграда». Сейчас это трактуют так, что Олег ходил «воевать» Царьград, но брать его почему-то не стал, пожалел, а для устрашения Византии прибил на городских воротах свой щит. Однако, для устрашения обычно поднимают меч, тогда как щит — для защиты. Более того, при таком толковании легендарный полководец Олег оказывается малокультурным туристом, который на всех памятных местах пишет «Здесь был Олежка из Новгорода».

Нет, щит Олега, скорее, сродни надписям советских воинов — освободителей Европы от фашизма на берлинском рейхстаге. Его щит — это его, Олега, гарантия защиты главной столицы — Царь-Града от посягательств недругов.

От каких же недругов защищал Царь-Град князь Олег? А теперь вспомним, куда ходили в первые «крестовые» походы «воевать Гроб Господень» западноевропейские «крестоносцы»: отнюдь не на Иерусалим, а именно на Царь-Град.

Вот от набегов этих хазар-грабителей Олег и ходил защищать стольный Царь-Град. То, что их называли «рыцарями», не имеет никакого отношения к благородству, поскольку рыцарь или рейтар — это просто участник рейда, т. е. набега. Это слово, как и название польского дворянства — шляхта, возникло от названия разбойничьих шаек на дорогах, состоящих поначалу из родственников --">