Иван Деникин - Дни Деникиных, или Старая гвардия (повесть о страшном времени)

Страшен был год 2005-й, но год 2006-й был ещё страшнее. Зимою падал снег, белый и пушистый, словно гвардия; летом землю нагревало солнце. Словно чёрные вороны, темнели на улицах вывески на ужасном малороссийском наречии — «мове». Но семья Деникиных словно бы и не замечала этого. Преданные своему горю, Деникины хранили молчание. А кручинить было чему.

Вот уже 15 неполных лет город Харьков был отрезан от России, осквернён, привинчен к так называемой «Украине». 15 лет Деникиных не пускали в Москву. И 15 лет слышался отовсюду стон и плач русскоязычных людей.

Тучи сгустились над головой внезапно. Однажды весенним днём, когда природа пробуждается, а деревья на улице Ленина покрываются листьями, профессора Ивана Деникина выгнали из университета. Кафедру научного коммунизма, где долгие годы преподавал он, расформировали. Вместо привычной ему истории КПСС появился чудовищный предмет — «украинознавство». Малороссия погружалась в варварство.

Деникины стойко перенесли удар. Но впереди их ждало нечто более страшное. Однажды утром, проходя по площади Дзержинского, профессор заметил незамысловатую табличку с невероятной надписью: «майдан Свободи». Неужели переименовали? Но нет, не может быть! Это же Дзержинский! Он знал по опыту, что для малороссов нет ничего святого. Но это, это… Весь день Ивана било лихорадкой. К вечеру он слёг. Даром жена Елена ставила ему водочные компрессы — профессор так и не вышел из оцепенения. Лишь ценой огромных усилий заставлял он себя говорить и даже писать.

Однажды вечером Елена вновь пришла в его спальню.

— Я ухожу, — тихо сказала она. — Так надо…

Деникин понял без слов.

— Куда? — спросил он тем не менее.

— К нашим, — вырвалось у неё. — Ты помнишь?

О, он помнил! Он очень хорошо помнил! Это Елена надоумила его в 1991 году проголосовать за новый союзный договор (будто старый был плох!). И та же Елена в 1994 голосовала за Кучму, который, будто бы, клялся собрать воедино раздробленные НАТО русскоязычные земли. Елена же отговорила его бежать в Москву, когда ещё туда выпускали…

— По шпалам? — только и спросил он.

— Да. — её губы скривились, словно от боли. — А там и по буеракам.

— Пограничники спустят собак, — спокойно предупредил Деникин.

— Не смейте называть этих тварей «пограничниками»! — возмутилась Елена. — «Прыкордонныкы» — вот их истинное название! Что общего у малороссийских предателей с героями вроде Карацупы и Индуса?!

Она ушла, хлопнув дверью. Деникин остался один.

Охолостевшая квартира сделалась своего рода клубом — последним оплотом тех, кто не отрёкся ещё от русского имени.

— Уверяю вас, господа, что Янукович ещё силён, — пыхтел Иваненков, разливая горькую от холода водку. — Он ещё покажет!

— Нужды нет, — возразил Деникин. — Янукович давно уж продался украинствующим. Даже «мову» выучил!

— Не отрёкся он ещё от корня! — вырвалось у Петренкова. — Не забыл ещё поэтессу Анну Ахметову!

— Он выучил, кто такой «Гуляк-Артемовский», — сухо оборвал Деникин. — А такое простить нельзя.

— Это какой же Гуляк? — удивился Иваненков. — Не тот ли, который Архипелаг? Как есть, помню: «Архипелаг Гуляк».

— Не знаю, — осуждающе наклонил голову Деникин. — И, признаться, знать не хочу.

— Да как же так? — вырвалось у Иваненко.

— Я русскоязычный человек! И мне ни к чему эти малороссийские «гуляки» и «архипелаги»!

— Врага следует знать, — произнёс Иваненков. — Об этом и Ленин наущал.

— А не отведаете ли водочки-с? — предложил молчаливый обычно Сидоренков.

— Вы хотели сказать «горилки»? — сплюнул Деникин.

— Да как можно? — возмутился Сидоренков. — Водка «Русский размер». Московская.

— Как? — с недоверчивой радостью удивились собравшиеся. — Да откуда?

— Из российского посольства, от Черномырдина-батюшки. Да только молчок-с!

Подпольщики накинулись на водку.

— Всё-таки дико, господа, — не удержался Иваненков. — Российское посольство в Малороссии! Кого ж нам из России в Россию посылать?

— Правильно, — поддержал Сидоренков, — не заслуживают этого младшие братья!

— Ну,

--">