Даниил Иванович Хармс - Меня называют Капуцином

эстетические, а материалом исследования было слово, то в прозе материалом стал человек, а предметом исследования – пределы этические, проще говоря – до какой степени нечеловеческого может дойти бесперое двуногое в наиболее благоприятствующих эксперименту условиях. Можно, конечно, рассматривать эти исследования как прямое следствие культурно-исторического контекста, как реакцию на этот контекст. А можно и шире. И чем шире, тем, конечно, интереснее.

Формат «книжки с картинками» не позволил снабдить первое издание подробным комментарием. Не настаивают на этом и нынешние издатели, и прекрасно: пусть эту тяжкую неблагодарную работу выполняют составители академических томов. Некоторые примечания можно найти в конце тома.

Источник публикации – архив Я. С. Друскина (1902–1980), философа и музыковеда, близкого друга Хармса, который сохранил его произведения после гибели автора. Именно благодаря Друскину, героически пронесшему сундучок с рукописями Хармса и Введенского через всю войну, эвакуацию и прочие несовместимые с жизнью испытания, мы сегодня имеем возможность читать и печатать эти удивительные, опередившие свое время вещи. Основная часть архива хранится в ОР РНБ, ф. 1232. Тексты печатаются с предпочтительным соблюдением авторской пунктуации (зачастую несущей у него интонационную нагрузку – встречается, например, ненормативная запятая между подлежащим и сказуемым), а в наиболее характерных случаях и орфографии.

Подпись, присутствующая в рукописях под большинством оконченных текстов («Даниил Хармс», «Д.Хармс» или «Д.Х.») опущена.

Составитель искренне благодарит всех, кто содействовал подготовке и изданию этой книги, в особенности же В. Н. Сажина, а также и других сотрудников Отдела Рукописей РНБ (а когда-то ГПБ) им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Санкт-Петербурге (а когда-то в Ленинграде), в стенах коего (Отдела) более четверти века назад впервые открылись составителю восторги и ужасы работы с авторскими рукописями.

1992–2011

Предметы и фигуры

открытые Даниилом Ивановичем Хармсом

8 августа 1927 года.

Петербург.

1. Значение всякого предмета многообразно. Уничтожая все значения кроме одного, мы тем самым делаем данный предмет невозможным.

Уничтожая и это последнее значение, мы уничтожаем и само существование предмета.

2. Всякий предмет (неодушевленный и созданный человеком) обладает четырьмя РАБОЧИМИ значениями и ПЯТЫМ СУЩИМ значением.

Первые четыре суть: 1) Начертательное значение (геометрическое), 2) целевое значение (утилитарное), 3) значение эмоционального воздействия на человека, 4) значение эстетического воздействия на человека.

Пятое значение определяется самим фактом существования предмета. Оно вне связи предмета с человеком и служит самому предмету. Пятое значение – есть свободная воля предмета.

3. Человек вступая в общение с предметом, исследует его четыре рабочих значения. При помощи их предмет укладывается в сознании человека, где и живет. Если бы человек натолкнулся на совокупность предметов только с тремя из четырех рабочих значений, то перестал бы быть человеком.

Человек же наблюдающий совокупность предметов, лишенных всех четырех рабочих значений, перестает быть наблюдателем превратясь в предмет созданный им самим. Себе он приписывает пятое значение своего существования.

4. Пятым, сущим значением предмет обладает только вне человека, т. е. теряя отца, дом и почву. Такой предмет «РЕЕТ».

5. Реющими бывают не только предметы, но также: жесты и действия.

6. Пятое значение шкафа – есть шкаф.

Пятое значение бега – есть бег.

7. Бесконечное множество прилагательных и более сложных словесных определений шкафа, объединяются словом «ШКАФ».

8. Разбив шкаф на четыре дисциплины, соответствующие четырем рабочим значениям шкафа, мы получили бы четыре предмета представляющих в совокупности шкаф. Но шкафа как такового не было бы и такому синтетическому шкафу нельзя было бы приписать пятое значение единого шкафа. Он смещенный воедино лишь в нашем сознании обладал бы --">