Илья Ильф , Евгений Петров - Двенадцать стульев - русский и английский параллельные тексты

Ilf and Petrov. Илья Ильф, Евгений Петров The Twelve Chairs ДВЕНАДЦАТЬ СТУЛЬЕВ Part I Часть первая THE LION OF STARGOROD "Старгородский лев" CHAPTER ONE ГЛАВА ПЕРВАЯ Глава I BEZENCHUK AND THE NYMPHS Безенчук и нимфы There were so many hairdressing establishments and funeral homes in the regional centre of N. that the inhabitants seemed to be born merely in order to have a shave, get their hair cut, freshen up their heads with toilet water and then die. В уездном городе N было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что, казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть. In actual fact, people came into the world, shaved, and died rather rarely in the regional centre of N. А на самом деле в уездном городе N люди рождались, брились и умирали довольно редко. Life in N. was extremely quiet. Жизнь города была тишайшей. The spring evenings were delightful, the mud glistened like anthracite in the light of the moon, and all the young men of the town were so much in love with the secretary of the communal-service workers' local committee that she found difficulty in collecting their subscriptions. Весенние вечера были упоительны, грязь под луною сверкала, как антрацит, и вся молодежь города до такой степени была влюблена в секретаршу месткома коммунальников, что это просто мешало ей собирать членские взносы. Matters of life and death did not worry Ippolit Matveyevich Vorobyaninov, although by the nature of his work he dealt with them from nine till five every day, with a half-hour break for lunch. Вопросы любви и смерти не волновали Ипполита Матвеевича Воробьянинова, хотя этими вопросами, по роду своей службы, он ведал с 9 утра до 5 вечера ежедневно, с получасовым перерывом для завтрака. Each morning, having drunk his ration of hot milk brought to him by Claudia Ivanovna in a streaky frosted-glass tumbler, he left the dingy little house and went outside into the vast street bathed in weird spring sunlight; it was called Comrade Gubernsky Street. По утрам, выпив из причудливого (морозного с жилкой) стакана свою порцию горячего молока, поданного Клавдией Ивановной, он выходил из полутемного домика на просторную, полную диковинного весеннего света улицу "Им. тов. Губернского". It was the nicest kind of street you can find in regional centres. Это была приятнейшая из улиц, какие встречаются в уездных городах. On the left you could see the coffins of the Nymph Funeral Home glittering with silver through undulating green-glass panes. По левую руку, за волнистыми зеленоватыми стеклами, серебрились гроба похоронного бюро "Нимфа". On the right, the dusty, plain oak coffins of Bezenchuk, the undertaker, reclined sadly behind small windows from which the putty was peeling off. Справа, за маленькими, с обвалившейся замазкой окнами, угрюмо возлежали дубовые, пыльные и скучные гроба, гробовых дел мастера Безенчука. Further up, Далее "Master Barber Pierre and Constantine" promised customers a "manicure" and "home curlings". "Цирульный мастер Пьер и Константин" обещал своим потребителям "холю ногтей" и "ондулясион на дому". Still further on was a hotel with a hairdresser's, and beyond it a large open space in which a straw-coloured calf stood tenderly licking the rusty sign propped up against a solitary gateway. Еще дальше расположилась гостиница с парикмахерской, а за нею, на большом пустыре, стоял палевый теленок и нежно лизал поржавевшую, прислоненную (как табличка у подножия пальмы в ботаническом саду) к одиноко торчащим воротам вывеску: The sign read: Do-Us-the-Honour Funeral Home. "Погребальная контора "Милости просим"". Although there were many funeral homes, their clientele was not wealthy. Хотя похоронных депо было множество, но клиентура у них была небольшая. The Do-Us-the-Honour had gone broke three years before Ippolit Matveyevich settled in the town of N., while Bezenchuk drank like a fish and had once tried to pawn his best sample coffin. "Милости просим" лопнуло еще за три года до того, как Ипполит Матвеевич осел в городе N, а мастер Безенчук пил горькую и даже однажды пытался заложить в ломбарде свой лучший выставочный гроб. People rarely died in the town of N. Ippolit Matveyevich knew this better than anyone because he worked in the registry office, where he was in charge of the registration of deaths and marriages. Люди в городе N умирали редко, и Ипполит Матвеевич знал это лучше кого бы то ни было, потому что служил в загсе, где ведал столом регистрации смертей и браков. The desk at which Ippolit Matveyevich worked resembled an ancient gravestone. Стол, за которым работал Ипполит Матвеевич, походил на старую надгробную плиту. The left-hand corner had been eaten away by rats. Левый уголок его был уничтожен крысами. Its wobbly legs quivered under the weight of bulging tobacco-coloured files of notes, which could provide any required information on the origins of the town inhabitants and the family trees that had grown up in the barren regional soil. Хилые его ножки тряслись под тяжестью пухлых папок табачного цвета с записями, из которых можно было почерпнуть все сведения о родословных жителей города N и о генеалогических (или, как шутливо говаривал Ипполит Матвеевич, гинекологических) древах, произросших на скудной уездной почве. On Friday, April 15, 1927, Ippolit --">