Илья Ильф , Евгений Петров - Двенадцать стульев

уездном городе N было так много
парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что казалось, жители города рождаются
лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть. А на самом
деле в уездном городе N люди рождались, брились и умирали довольно редко. Жизнь города N была тишайшей. Весенние вечера были упоительны, грязь
под луною сверкала, как антрацит, и вся молодежь города до такой степени была влюблена в секретаршу месткома коммунальников, что это мешало ей собирать членские взносы.
Вопросы любви и смерти не волновали Ипполита Матвеевича Воробьянинова, хотя этими вопросами по роду
своей службы он ведал с девяти утра до пяти вечера ежедневно, с получасовым перерывом для завтрака.
По утрам, выпив из морозного, с жилкой, стакана
свою порцию горячего молока, поданного Клавдией Ивановной, он выходил из полутемного домика на просторную, полную диковинного весеннего света улицу имени

товарища Губернского. Это была приятнейшая из улиц, какие встречаются в уездных городах. По левую руку за волнистыми
зеленоватыми стеклами серебрились гробы похоронного
бюро «Нимфа». Справа за маленькими, с обвалившейся
замазкой окнами угрюмо возлежали дубовые пыльные
и скучные гробы гробовых дел мастера Безенчука. Далее
«Цирульный мастер Пьер и Константин» обещал своим потребителям «холю ногтей» и «ондулянсион на дому».
Еще дальше расположилась гостиница с парикмахерской,
а за нею на большом пус тыре стоял палевый теленок
и нежно лизал поржавевшую, прислоненную к одиноко
торчащим воротам вывеску:

Хотя похоронных дел было множество, но клиентура у них была небогатая. «Милости просим» лопнуло
еще за три года до того, как Ипполит Матвеевич осел
в городе N, а мас тер Безенчук пил горькую и даже однаж ды пытался заложить в ломбарде свой лучший выставочный гроб.
Люди в городе N умирали редко, и Ипполит Матвеевич
знал это лучше кого бы то ни было, потому что служил
в загсе, где ведал столом регистрации смертей и браков.

17

18

Стол, за которым работал Ипполит Матвеевич, походил на старую надгробную плиту. Левый угол его был
уничтожен крысами. Хилые его ножки тряслись под тяжестью пухлых папок табачного цвета с записями, из
которых можно было почерпнуть все сведения о родословных жителей города N и о генеалогических древах,
произросших на скудной уездной почве.
В пятницу 15 апреля 1927 года Ипполит Матвеевич, как
обычно, проснулся в половине восьмого и сразу же просунул нос в старомодное пенсне с золотой дужкой. Очков
он не носил. Однажды, решив, что носить пенсне негигиенично, Ипполит Матвеевич направился к оптику и купил
очки без оправы, с позолоченными оглоблями. Очки с первого раза ему понравились, но жена (это было незадолго
до ее смерти) нашла, что в очках он — вылитый Милюков,
и он отдал очки дворнику. Дворник, хотя и не был близорук, к очкам привык и носил их с удовольствием.
— Бонжур! — пропел Ипполит Матвеевич самому
себе, спуская ноги с постели. «Бонжур» указывало на
то, что Ипполит Матвеевич проснулся в добром расположении. Сказанное при пробуждении «гут морген»
обычно значило, что печень пошаливает, что пятьдесят
два года — не шутка и что погода нынче сырая.
Ипполит Матвеевич сунул сухощавые ноги в довоенные штучные брюки, завязал их у щиколоток тесемками
и погрузился в короткие мягкие сапоги с узкими квадратными носами. Через пять минут на Ипполите Матвеевиче
красовался лунный жилет, усыпанный мелкой серебряной звездой, и переливчатый люстриновый пиджачок.
Смахнув со своих седин ос тавшиеся после умывания
росинки, Ипполит Матвеевич зверски пошевелил усами,
в нерешительности потрогал рукою шероховатый подбородок, провел щет кой по корот ко ост риженным

алюминиевым волосам и, учтиво улыбаясь, двинулся навстречу входившей
в комнату теще — Клавдии Ивановне.
— Эпполе-эт, — прогремела она, — сегодня я видела дурной сон.
Слово «сон» было произнесено с французским
прононсом.
Ипполит Матвеевич поглядел на тещу сверху вниз.
Его рост доходил до ста восьмидесяти пяти сантиметров,
и с такой высоты ему легко и удобно было относиться
к теще с некоторым пренебрежением.
Клавдия Ивановна продолжа ла:
— Я видела покойную Мари с распущенными волосами и в золотом кушаке.
От пушечных звуков голоса Клавдии Ивановны дрожа ла чугунная лампа с ядром, дробью и --">