Даниил Иванович Хармс - Хармс Даниил

<Сентябрь 1935>

«ПЕЙТЕ УКСУС ГОСПОДА…» Рассказы и сценки

Вещь

Мама, папа и прислуга по названию Наташа сидели за столом и пили.

Папа был несомненно забулдыга. Даже мама смотрела на него с высока. Но это не мешало папе быть очень хорошим человеком. Он очень добродушно смеялся и качался на стуле. Горничная Наташа, в наколке и передничке, всё время невозможно стеснялась. Папа веселил всех своей бородой, но горничная Наташа конфузливо опускала глаза изображая этим что она стесняется.

Мама, высокая женщина с большой прической, говорила лошадиным голосом. Мамин голос трубил в столовой, отзываясь на дворе и в других комнатах.

Выпив по первой рюмочке все на секунду замолчали и поели колбасу. Немного погодя все опять заговорили.

Вдруг, совершенно неожиданно, в дверь кто-то постучал. Ни папа, ни мама, ни горничная Наташа не могли догадаться кто это стучит в двери.

— Как это странно, — сказал папа. — Кто бы там мог стучать в дверь?

Мама сделала соболезнуещее лицо и не в очередь налила себе вторую рюмочку, выпила и сказала: «Странно».

Папа ничего не сказал плохого, но налил себе тоже рюмочку, выпил и встал из за стола.

Ростом был папа не высок. Не в пример мамы. Мама была высокой, полной женщиной с лошадиным голосом, а папа был просто её супруг. В добавление ко всему прочему папа был веснущат.

Он одним шагом подошел к двери и спросил:

— Кто там?..

— Я, — сказал голос за дверью. Тут-же открылась дверь и вошла горничная Наташа вся смущёная и розовая. Как цветок. Как цветок.

Папа сел.

Мама выпила ещё.

Горничная Наташа и другая как цветок зарделись от стыда. Папа посмотрел на них и ничего плохого не сказал, а только выпил, так-же как и мама.

Чтобы заглушить неприятное жжение во рту, папа вскрыл банку консервов с раковым паштетом. Все были очень рады ели до утра. Но мама молчала, сидя на своём месте. Это было очень неприятно.

Когда папа собирался что-то спеть, стукнуло окно. Мама вскочила с испуга и закричала что она ясно видила как с улице в окно кто то заглянул. Другие уверяли маму, что это невозможно, т<ак> к<ак> их квартира в третьем этаже, и никто с улице посмотреть в окно не может, для этого нужно быть великаном или голиафом.

Но маме взбрела в голову крепкая мысль. Ни что на свете не могло её убедить, что в окно никто не смотрел.

Что бы успокоить маму, ей налили ещё одну рюмочку. Мама выпила рюмочку. Папа тоже налил себе и выпил.

Наташа и горничная как цветок сидели потупив глаза от конфуза.

— Не могу быть в хорошем настроении когда на нас смотрят с улици через окно, — кричала мама.

Папа был в отча<я>нии, не зная как успокоить маму. Он сбегал даже на двор, пытаясь заглянуть от туда хотя бы в окно второго этажа. Конечно он не смог дотянуться. Но маму это ни сколько не убедило.

Мама даже не видила как папа не мог дотянутся до окна всего лишь второго этажа.

Окончательно расстроенный всем этим, папа вихрем влетел в столовую и залпом выпил две рюмочки, налив рюмочку и маме. Мама выпила рюмочку, но сказала, что пьёт только в знак того что убеждена что в окно кто-то посмотрел.

Папа даже руками развёл.

— Вот, — сказал он маме и подойдя к окну растворил настеж обе рамы.

В окно попытался влезть какой-то человек в грязном воротничке и с ножом в руках. Увидя его папа захлопнул рамы и сказал:

— Никого нет там.

Однако человек в грязном воротничке стоял за окном и смотрел в комнату, и даже открыл окно и вошёл.

Мама была страшно взволнована. Она грохнулась в истерику, но выпив немного предложенного ей папой и закусив грибком успокоилась.

Вскоре и папа пришёл в себя. Все опять сели к столу и продолжали пить.

Папа достал газету и долго вертел её в руках ища где верх и где низ. Но сколько он ни искал, так и не нашёл, а потому отложил газету в сторону и выпил рюмочку.

— Хорошо, — сказал папа, — но не хватает огурцов.

Мама неприлично заржала, от чего горничные сильно сконфузились и принялись рассматривать узор на скатерти.

Папа выпил ещё и вдруг схватив маму посадил --">