Виктор Васильевич Жигунов - Иронические стихи

Виктор Жигунов ИРОНИЧЕСКИЕ СТИХИ

Ю

вступление к поэме

Нет, пора,

          похоже,

                    стать построже.

Не транжирить мыслей и чернил.

Вот вчера —

          о боже,

                    что за роже

я куплет на память сочинил!

А всерьёз писать берусь нечасто:

то пристанет вот такой нахал,

то сосед упросит, то начальство…

Сколько я всего напосвящал!

Горько, что эпохе бесполезны

те стишки…

          Прогрессу вопреки

через них в бессмертие полезли

лодыри и просто дураки.

Нет, преодолею мягкотелость!

Вот опять я разложил тетрадь,

но кандидатуру захотелось

истинно достойную избрать.

Подорвать снаряд, а не пистоны!

И заметил, гордость не тая:

песнопений многие достойны —

он и ты, оно и мы, и я.

Кстати, я. Ну справедливо ль это:

в честь кого мы только слов не вьём,

но никак не воспоём поэта,

если он имеется живьём!

А когда планета, мной удобрясь,

между звёзд помчит мой прах во тьму,

воссоздать мой многогранный образ

не под силу будет никому.

Да и ни к чему тогда награда.

Слава-то при жизни дорога.

Даже я, писатель, — мне бы надо —

не читал Гомера ни фига.

Сотню лет, ну две по крайней мере,

помнят, знают, а потом — провал…

Кто читает Данте Алигьери?

Очень нудно парень рифмовал.

Скажут: «Ограниченность мужичья!»

Нет, увы. Устаревает всё…

В общем, надо самообслужиться

(примечанье: странное словцо:

в нём приставка «само» и вторая

доля с тем же самым смыслом — «-ся»),

ценных мыслей в Лете не теряя

и чужого дядю не прося.

Кажется, не проще ли простого

даром не расходовать ума?

Пусть Наташа, например, Ростова

о себе писала бы сама.

А Толстой не ждал бы озаренья

о девичьей внутренней борьбе —

он в освободившееся время

тоже написал бы о себе.

Это было бы глубоко, правдиво!

Ну, итак:

          новатор и смельчак,

я нашёл героя всем на диво

и уже я не могу смолчать.

Чтобы счастьем род людской прогрелся,

усмотрев поэта на корню,

ради социального прогресса

о себе поэму сочиню!

(Если ж у моей могилы в плаче

лишь родня была бы — без венка, —

то необходимо мне тем паче

самому ввести себя в века.)

…Тема есть.

С названьем дело хуже.

«Я» — идею выразит мою.

Но нескромно. И старо к тому же.

Потому даю названье «Ю».

Про гроб

На взгляд привычный, косный —

чего тут парню жаль?

Шумят и мыслят сосны,

пытливо глядя вдаль.

В сети весенней сини

колышутся дубы…

А жалко древесины,

идущей на гробы!

Жестока смерть чертовски —

и как ей быть не злой?

Но для чего же доски

заваливать землёй!

Распелся соловейко:

да эх, да ой, да ну…

Хоронят человека,

подушку и сосну.

Ах, был он ярким перлом —

бесстыдно врут друзья…

А веке в двадцать первом

за ним пойду и я.

Не говорите глухо,

не капайте на труп,

скажите: жил он глупо,

хоть в общем был неглуп.

И, через щёлку пылко

взглянувши на вдову,

забитый, как посылка,

я в вечность отплыву.

Нет-нет. Иссякнут рощи.

Отправлюсь налегке:

не в дереве, а проще —

в пластмассовом мешке.

Не хочется мне так-то…

Пока я не угас,

для траурного акта

не выбрать ли сейчас

тесину подлиннее?..

Лопату я беру.

Вершись, озелененье!

Гуляю по двору,

закапывая шишки,

шепча: вот здесь одна…

А через месяц — ишь ты,

покажется сосна!

Солидный ли зажиток

доска — за жизнь, за труд?

Но вдруг и ту зажилят,

а самого сожгут?!

Вопросы горше редьки

уж не дают и спать…

Скорее помереть бы.

…И чуши не писать.

Умиление-ХХ

Двадцатый, век. Везде железо. Фиг ли:

моторы, скороварки, тормоза…

Мы в технику вросли, мы к ней привыкли.

Хотя былинку встретишь — и слеза

шибает в нос. Не выползет на щёки.

Мы в тайне умиление --">