Игорь Миронович Губерман - Закатные гарики. Вечерний звон (сборник)

Игорь ГуберманЗакатные гарики. Вечерний звон (сборник)

Закатные гарики

Не знаю благодатней и бездонней

дарованных как Божеская милость

двух узких и беспомощных ладоней,

в которые судьба моя вместилась.

Не будь мы вдвоем, одному

пришлось бы мне круто и туго,

а выжили мы потому,

что всюду любили друг друга.

Ушли и сгинули стремления,

остыл азарт грешить и каяться,

тепло прижизненного тления

по мне течет и растекается.

* * *

Уже вот-вот к моим ногам

подвалит ворох ассигнаций,

ибо дерьмо во сне – к деньгам,

а мне большие говны снятся.

* * *

К похмелью, лихому и голому,

душевный пришел инвалид,

потрогал с утра свою голову:

пустая, однако болит.

* * *

Я не искал чинов и званий,

но очень часто, слава Богу,

тоску несбывшихся желаний

менял на сбывшихся изжогу.

* * *

Вчера взяла меня депрессия,

завесы серые развесила

и мысли черные зажгла.

А я не гнал мерзавку подлую,

я весь сиял, ее маня,

и с разобиженною мордою

она покинула меня.

* * *

Я в зеркале вчера себя увидел

и кратко побеседовал с собой;

остался каждый в тягостной обиде,

что пакостно кривляется другой.

* * *

Это был не роман,

это был поебок;

было нежно, тепло, молчаливо,

и, оттуда катясь,

говорил колобок:

до свиданья, спасибо, счастливо.

* * *

На любое идейное знамя,

даже лютым соблазном томим,

я смотрю недоверчиво, зная,

сколько мрази ютится под ним.

* * *

Слежу без испуга и дрожи

российских событий пунктир:

свобода играет, как дрожжи,

подкинутые в сортир.

* * *

Когда остыл душевный жар,

то жизнь напоминает жанр,

который досуха исчерпан.

* * *

Когда бы сам собой смывался грим

и пудра заготовленных прикрас,

то многое, что мы боготворим,

ужасно опечалило бы нас.

* * *

Надежды огненный отвар

в душе кипит и пламенеет:

еврей, имеющий товар,

бодрей того, кто не имеет.

* * *

Вижу лица или слышу голоса —

вспоминаются сибирские леса,

где встречались ядовитые грибы, —

я грущу от их несбывшейся судьбы.

* * *

Уже мы в гулянии пылком

участие примем едва ли,

другие садятся к бутылкам,

которые мы открывали.

* * *

Еврей опасен за пределом

занятий, силы отнимающих;

когда еврей не занят делом,

он занят счастьем окружающих.

* * *

Казенные письма давно

я рву, ни секунды не тратя:

они ведь меня все равно

потом наебут в результате.

* * *

Мне слов ни найти, ни украсть,

и выразишь ими едва ли

еврейскую темную страсть

к тем землям, где нас убивали.

* * *

Покуда мы свои выводим трели,

нас давит и коверкает судьба,

поэтому душа – нежней свирели,

а пьешь – как водосточная труба.

* * *

Зачем-то в каждое прощание,

где рвется тесной связи нить,

мы лживо вносим обещание

живую память сохранить.

* * *

Я искренне люблю цивилизацию

и все ее прощаю непотребства

за свет, автомобиль, канализацию

и противозачаточные средства.

* * *

Я даже мельком, невзначай

обет мой давний не нарушу,

не выплесну мою печаль

в чужую душу.

* * *

Мы столько по жизни мотались,

что вспомнишь – и каплет слеза;

из органов секса остались

у нас уже только глаза.

* * *

Не знаю блаженней

той тягостной муки,

когда вдоль души по оврагу

теснятся какие-то темные звуки

и просятся лечь на бумагу.

* * *

Когда наплывающий мрак

нам путь предвещает превратный,

опасен не круглый дурак,

а умник опасен квадратный.

* * *

Есть люди – пламенно и бурно

добро спешат они творить,

их бескорыстие и прыть.

* * *

Высок успех и звучно имя,

мои черты теперь суровы,

лицо значительно, как вымя

у отелившейся коровы.

* * *

Нам не светит благодать

с ленью, отдыхом и песнями:

детям надо помогать

до ухода их на пенсии.

* * *

Не сдули ветры и года

ни прыть мою, ни стать,

и кое-где я хоть куда,

но где – устал искать.

* * *

Всюду ткут в уюте спален

новых жизней гобелен,

только мрачен и печален

чуждый чарам чахлый член.

* * *

Заметь, Господь, что я не охал

и не швырял проклятий камни,

когда Ты так меня мудохал,

что стыдно было за Тебя мне.

* * *

Вольно ли, невольно ли,

но не столько нация,

как полуподпольная

мы организация.