Мелисса Фостер - Скорбь Тру

выбор давным-давно, братишка, — сказал Трумэн холодным тоном. — Я умолял тебя отказаться от наркотиков, — он перевел взгляд на женщину на полу, неспособный думать о ней как о своей матери. — Она испортила мою жизнь, и она, бесспорно, испортила твою жизнь, но будь я проклят, если позволю испортить им жизнь. Кошмары, которые преследуют Гриттов, прекратятся здесь и сейчас.

Он натянул одеяло поверх детских голов, чтобы защитить их от дождя и открыл дверь. Холодный, влажный воздух, ударил по его рукам.

— А что делать мне? – заявил Куинси.

Трумэн последний раз окинул взглядом комнату, чувство вины и злости поглотило его. На каком-то уровне, он всегда знал, что должен был прийти сюда, но надеялся, что до этого не дойдет.

— Твоя мать лежит мертвая на полу. Ты позволил своим сестре и брату жить в нищете, и тебя интересует, что ты должен делать? Прекратить колоться.

Куинси отвернулся.

— И кремируй ее, — он переместил младенцев, достал бумажник и кинул пачку наличных на пол, потом сделал шаг по направлению к двери. Поколебавшись, он шагнул, обозленный на себя за то, что недостаточно сильный, чтобы уйти и не оглядываться назад.

— Когда ты завяжешь с этим дерьмом, ты знаешь, где меня найти. До тех пор я не хочу, чтобы ты находился рядом с детьми.

Глава 2

Предполагалось, что Писфул Харбор, должен был стать чистым листом для Трумэна. Мост в Писфул Харбор отмечен как линия между старой жизнью и новой. Но сегодня ночью, пересекая мост, прошлое цеплялось за него в виде младенца, крепко спящего на его плече, и малышки, сидящей рядом и дремавшей, облокотившись на его руку. Только эти дети, не были частью прошлого, но он был чертовски уверен, что станут частью его будущего. Злость на мать и брата тугим узлом стягивала его внутренности. Злость на себя за то, что не знал о существовании Кеннеди и Линкольна, жизнь которых действительно испоганена, если принимать во внимание сложившиеся обстоятельства. Даже задумываться не хотелось о том, что эти дети пережили, хотя, возможно, их мать перестала колоться, на время пока была беременна, так же как было с Куинси. Тогда она продержалась всего лишь неделю после рождения Куинси, а далее снова нырнула в преступный мир.

Придерживая младенца на плече, он схватил пеленки, отстегнул Кеннеди от сиденья и взял на руки.

— Давай, принцесса.

Малышка прижалась к его шее и тихо вздохнула, пробудив глубочайшие чувства, которые, как он думал, умерли много лет назад. Накрыв детей тонким одеялом, чтобы защитить от дождя, который уже только моросил, Трумэн отнес их в свою скудно обставленную квартиру. Он понятия не имел, что делает. Последнее чего хотелось, это разбудить детей и запустить заново фестиваль слез. Но дети отчаянно нуждались в купании и смене памперсов, которые, должно быть, готовы были взорваться. Он отнес их в спальню и положил Кеннеди на кровать. Ее маленькие глазки внезапно открылись, и темные густые реснички запорхали над щечками. Личико поморщилось, губки дрогнули вниз, а бровки едва заметно нахмурились. Малышка начала хныкать, и он снова притянул ее к себе.

— Шшш. Шшш. Шшш. Все хорошо. Я с тобой, — Трумэн сел на край кровати, на одном плече держа брата, на другом — сестру. Кеннеди продолжала хныкать, каждым отчаянным звуком задевая струны души так, будто там скребутся кошки. Мельком увидев свое отражение в зеркале, впервые за это время, Трумэн попытался взглянуть на себя чужими глазами. Тату покрывали руки, от кисти до плеча, и обвивались вокруг шеи от основания до подбородка. Он не брился в течение недели, может дольше, а темные, намокшие под дождем волосы, прилипли к голове.

Он знал, что мог быть жестоким, и даже, возможно, относился с холодностью к некоторым людям, но это его никогда не заботило. Не зная о существовании этих детей до сегодняшней ночи, он задался вопросом, выглядит ли он жутко в глазах младшей сестренки? Это заставило его внутренности болезненно сжаться новым и совершенно необъяснимым для него образом.

Положив малышку на кровать и отодвинув волосы с ее лица, он надеялся, что Кеннеди не увидит в нем плохого парня. Она подняла головку, и ее глазки наполнились тревогой, которую ребенок не должен испытывать в ее возрасте. Трумэн заставил себя улыбнуться, чтобы ослабить ее страх, зная, что ситуация, свидетелем которой стала сегодня

--">