Анастасия Шерр - Одержимость. Рыжая для Воина

Анастасия Шерр Одержимость Книга 4 Рыжая для Воина

ГЛАВА 1

ПЯТЬ ЛЕТ НАЗАД

Двадцать первый век, мать его. Люди ничем не отличаются от животных.

Но ему это по кайфу.

Он сегодня победитель.

Впрочем, как всегда.

Мужчина вытер салфеткой кровь, что тонкой струйкой стекала от брови до подбородка и залпом осушил стакан с водой.

Интересно, где тот бедняга, которого вытащили из-под него пять минут назад?

Жив ли?

Хотя какое ему дело?

— Вам очень больно? — участливо заглянула в глаза симпатичная девчонка.

Рыженькая.

Как раз в его вкусе.

Трахнуть её что ли?

— Нет, — ухмыльнулся окровавленными губами и, поймав девчонку за руку, усадил себе на колени.

— Ой! Что это вы… — договорить милашка не успела. Её рот был заткнут жёстким грубым поцелуем.

Растерявшись, сначала она даже не пыталась сопротивляться, но металлический привкус крови привёл рыжую в чувство и та всё-таки заупрямилась, уперев ладошки в голый торс бойца.

— Тихо, тихо, — он одной рукой ласково погладил её длинные волосы, а вторую запустил под коротенькую юбочку девчушки. — Я ж поцеловать только, — снова накрыл её губы своими, на этот раз нежнее, чтобы не спугнуть девочку раньше времени.

Ну конечно же, в планы Артёма входило не только «поцеловать» и вскоре, сама не понимая как, рыжая очнулась лежащей на заднем сидении иномарки.

Господи, что же она творит?!

Лена никогда не была «зубрилой» и примерной девочкой, нет.

В школе иногда покуривала, в «шараге» случалось выпивала с подружками, а затем мчалась в ночной клуб на танцы.

Так делают многие. Это юность. Глупая, шальная, взрывная. Юность, которую уже никогда не вернуть.

Но были у Ермоловой также и табу, за границы которых девушка никогда не заходила.

А именно — наркотики и беспорядочный секс.

Это те малополезные вещи, которых Лена сторонилась и, в принципе, никогда об этом не жалела.

К слову сказать, интимных отношений у неё вообще не было. Да, у этой девчонки свои принципы.

И вот, лежит она, Елена Ермолова, прижатая к сидению автомобиля здоровенным телом заведённого бойца и чувствует, как в промежность врывается его член…

Вскрикнула от вспышки режущей боли и замерла, понимая, что это всё…

Край.

Она ведь так ретиво берегла себя для того самого единственного, что станет её спутником на всю жизнь.

И вот…

— Блять, какая ты тугая! — шепчет ей в ухо мужчина и, покинув её лоно, снова вторгается в него, на этот раз ещё резче, грубее.

Она молча глотает слёзы и просто ждёт, когда этот кошмар закончится.

Бороться бесполезно. Да и поздно уже… Ведь невинность, которой она так гордилась, потеряна.

Уже после произошедшего Артём будет извиняться и сунет ей в руку клочок бумаги с наспех нацарапанным номером телефона, а затем, просто уедет, высадив её, где она пожелает.

А Лена будет идти до дома ещё два квартала и рыдать в три ручья, как будто это поможет вернуть утерянную девичью честь.

Три недели спустя

— Как же тебя угораздило-то так, Лен? Ты вообще чем думала, когда в этот сраный клуб попёрлась? Там же одни дебилы с напрочь отбитыми мозгами! И почему раньше молчала, а? — Кира не унималась уже целых полчаса, визгливым голосом отчитывая подругу. — Ермолова, ты меня слышишь, ау! — помахала рукой перед лицом девушки, но та не отреагировала. — Лен? Ну, случилось и случилось. Чего ж теперь…

— А что я должна была сказать? Я ведь сама с ним пошла. Меня никто не принуждал. Он мне так понравился сначала… Ты бы видела его на ринге. Такой красавец, сильный, непобедимый. Я к нему подошла просто чтобы помочь… Он в крови был весь и… — Лена зажмурилась снова переживая то самое мгновение, когда увидела мужчину своей мечты.

Вернее, так ей тогда показалось.

— Помогла? Ну-ну. Ему сейчас точно лучше, чем тебе, — Кира присела рядом и приняла несчастную в свои объятия.

— Что мне теперь делать, а, Кир? — всхлипнула от очередной накатившей волны рыданий. — Меня отец из дома выгнал… Сказал, что лишний рот кормить не будет… А аборт врачи запретили делать, говорят, потом детей не смогу иметь никогда…

— Ой, да плевать мы хотели на твоего горе-папашу! — Шереметьева вспыхнула праведным гневом. — Тоже мне, родитель года! Он вообще когда трезвым был в последний раз? У меня поживёшь пока, а об аборте не смей даже думать! Ничего, меня вон мамка одна растила и твоего --">