Эвелина Блэйк - Босс и молокосос (СИ)

Глава 1

— Ты уволена! — прозвучал приговор, разом сносящий мне голову, как топор палача.

Я резко вскинула голову и с ужасом посмотрела на Михаила Анатольевича. Директор ресторана смотрел на меня в упор, нахмурив брови. Казалось, что бы я сейчас ни сказала, приговор обжалованию не подлежит.

Михаил Анатольевич сурово молчал. И все же я попыталась исправить ситуацию.

— Простите, но я не… — начала было лепетать я, но Михаил Анатольевич прервал меня резким взмахом руки.

— Можешь ничего не говорить. Я в последнее время достаточно насмотрелся на твою так называемую работу… — последнее слово он произнес с презрительной усмешкой и сложил руки на груди. — Я доволен этим по горло.

— Но я обязательно исправлюсь! — мило хлопала глазками я. Директор ресторана вновь поднял руку и сделал это так резко, что я испуганно пискнула и съежилась. Не ожидая такой реакции, Михаил Анатольевич расправил нахмуренные брови. Он окинул меня взглядом, уже менее суровым, чем ранее, и только тяжко вздохнул.

— Я сожалею, — в его голосе больше не слышались суровые нотки — видимо, он и в самом деле не хотел меня напугать, хоть и провинилась я значительно. — Но ты больше не можешь продолжать работу в этом ресторане.

Я открыла было рот, чтобы возразить, но не смогла произнести и звука. Скривившись от безнадеги, я уставилась в пол. Если и было на кого злиться, так только на себя. Как ни крути, но ведь он прав!

Месяц работы в ресторане «Эллада» показал, что официантка из меня абсолютно никудышная. Стоит только вспомнить первую неделю — все валилось у меня из рук, я настолько неуклюжая, что еда, которую я подносила, чаще оказывалась у людей на воротниках, чем в их ртах. А сколько посуды я успела перебить!

«Но это все из-за дурацкого дресс-кода! — мысленно оправдывалась я, поджав губы. — Кто вообще придумал носить эти дурацкие туфли? Они же так скользят! С тем же успехом можно было сразу обуваться в ролики!»

Да и вообще, не во всем здесь моя вина — чего только стоил тот случай, когда хитрюга Ленка рассчитала клиентов за столиком, который обслуживала я! Или это была не Ленка? В общем, это не важно, а важно то, что кто-то меня так сильно подставил, деньги забрал себе и признаваться в произошедшем, конечно же, не стал. А я в итоге получила строгий выговор, — Михаил Анатольевич тогда смотрел на меня примерно так же сурово, как и несколько минут назад, — да еще и значительный вычет из зарплаты.

Но на этот раз я облажалась по полной самостоятельно. Почему-то именно мне поручили нести особый заказ, — жутко дорогое блюдо из рыбы, — какому-то особенному гостю. И, конечно же, из-за моих идиотских туфель мои дурацкие ноги подвернулись, и рыба быстренько нырнула на чисто вымытый, чуть ли не скрипящий от чистоты, кафель, а тарелка, — само собой, тоже какая-то особенная, как и блюдо, еще минуту назад лежавшее в ней, — разбилась вдребезги, окатив осколками особенного гостя и жутко его разозлив.

Именно поэтому я сейчас пристыженно стою перед сердитым Михаилом Анатольевичем и могу лишь жалобно поджимать губы.

— Михаил Анатольевич, мне правда нужна эта работа, — тихо пробормотала я, пытаясь не смотреть в глаза начальнику. — Такого больше не повторится. Я обещаю исправиться. — Правда, только если мне разрешат поменять рабочую обувь. Интересно, попроситься ходить в кедах или балетках будет большой наглостью?

Повисло тяжелое молчание, затем директор ресторана снова тяжело вздохнул. Создавалось ощущение, что этот разговор давался ему не легче, чем мне.

— Послушай, Наталья, разве я тебе не давал второго шанса? — он говорил спокойно, но в его голосе послышались суровые нотки.

— Давал, — поспешно кивнула я, опасаясь снова разозлить начальника.

— А третий? Третий шанс был? — продолжал Михаил Анатольевич.

— Был… — пролепетала я, виновато опуская глаза в пол. Он и в самом деле всегда шел мне на встречу. Аргументов своей работоспособности у меня больше не осталось.

— А третьего шанса обычно ни у кого не бывает! — воскликнул он и устало вздохнул. — Ничего больше не могу поделать. Ты исчерпала все шансы, и теперь тебе придется уйти. — Последние слова дались ему особенно тяжело.