Татьяна Никандрова - Люблю тебя врагам назло

Люблю тебя врагам назло Татьяна Никандрова

Глава 1

Меня зовут Ярослав, и я живу в детском доме.

Семнадцать лет назад моя мама родила меня и тут же написала отказную. Я был ей не нужен.

Я слышал, что младенцы много кричат. Может, поэтому она меня оставила? Не смогла выдержать моего ора? В таком случае она поторопилась с выводами. Очень скоро я понял, что плакать и звать на помощь бесполезно. Никто не придет. Никто не поможет.

Лет в семь я часто рассматривал себя в зеркало, пытаясь докопаться до сути: почему все же мама меня бросила? С чего взяла, что я "некачественный"? Может, из-за того, что ноги у меня были кривоваты? Или на лице было слишком много веснушек? Хотя, наверное, они появились позже. Во всем остальном я был самый обычный, как все детдомовцы. Не лучше и не хуже. Выбритый под машинку череп, зеленые глаза, две руки, две ноги.

Уже позже я понял, что мать оставила меня не из-за изъянов во внешности. Оказалось, что она была наркоманкой и через пару лет после моего рождения повесилась. Мать не могла справиться со своей никчемной жизнью, так зачем же породила еще одну? Почему не сделала аборт?

Вот, например, котят, которые никому не нужны, топят. Я считаю, это гуманно. Так почему же никто не проявит гуманности к человеческим детенышам, которые обречены на жизнь без любви?

Я бракованный товар. Государственный иждивенец. Человек без детства. Беспризорник.

О том, что мир жесток и несправедлив, я узнал очень рано. Ночная нянечка нещадно лупила тех, кто писал ночью в кровать. Иди попробуй в темноте доберись до туалета и найди свой горшок. Было очень страшно, да и писать хотелось нестерпимо. Но я все же шел, шлепал босыми ногами по полу в ночи, упрашивая свой мочевой пузырь немного потерпеть. Уж очень не хотелось получать от нянечки по жопе.

Но мне не повезло. Даже в ту ночь, когда моя кровать была сухой, нянечка все равно огрела меня лопаткой. Для профилактики.

Я быстро понял простую истину: для того, чтобы жить, нужно вертеться. Доверять в этом мире никому нельзя. Каждый ищет выгоду только для себя, всех волнует исключительно своя задница. Выживает сильнейший. И если хочешь уцелеть, не стесняйся бить первым.

За всю свою жизнь я сменил несколько детских домов. Меня удивило, что порядки везде были примерно одинаковые: дедовщина, уважение к физической силе и пренебрежительное отношение к дисциплине.

Когда первый раз приходишь в новый коллектив, нужно действовать быстро: вычисляешь, кто среди них главный, подходишь к нему и даешь в морду. Нужно постараться вырубить придурка, тогда твоя жизнь будет менее говеной. У тебя будет авторитет, и тебя не загнобят на пустом месте.

А если главный вырубит тебя, то, считай, не повезло. Будешь выполнять унизительные поручения и спать в шкафу.

У меня было по-всякому, и так, и эдак. В последнем месте пребывания я нахожусь уже шесть лет и неплохо устроился. По роже почти не получаю, если только от своих, и за дело. Сейчас я уже старший, поэтому ко мне никто не лезет. Боятся.

Первый раз нос мне сломали лет в восемь. Это было не так уж больно. Не больнее, чем ломать руку или получать сотрясение мозга. В последующие годы мой нос хрустел еще раза три. Очевидно, кость не всегда срасталась правильно, поэтому теперь я похож на бойца ММА. Но мне плевать, в интернате не так уж много зеркал, так что видеть свою кривоносую рожу мне приходится нечасто.

Жизнь в детском доме заставляет принимать правила игры, даже если они тебе не очень нравятся. Не скажу, что я получал особое удовольствие от того, что макал Никиту Сидорова головой в унитаз. Или что мне было приятно толпой пинать лежащего на земле Олега Иванова. Но я рассуждал примерно так: меня макали, и я макаю, меня пинали, и я пинаю. Согласен, примитивно и жестоко. Ну а как иначе?

Курить я начал в девять. Не так уж и рано по меркам детдома. Тогда все вокруг курили, и я не стал исключением. В моем неразвитом мозгу просто не возникло мысли, что можно делать что-то по-другому, не как все. Отличаться было невыгодно. Тот, кто не был в стаде, был врагом. А врагов надо бить. Нещадно.

Мой первый сексуальный опыт случился в тринадцать. Опять же не самый ранний возраст для воспитанника сиротских учреждений. Ее звали Авдеева Полина. Она была на пару лет старше и много понимала в этом.