Виктория Победа - Моя запретная (СИ)

Моя запретная

Пролог

— Это женский туалет, Волков, выйди немедленно, — она пытается говорить громко, но голос дрожит.

Я закрываю за собой дверь, делаю несколько шагов к Александровне. Она оглядывается по сторонам, в поисках пути отступления, но я не позволяю ей даже подумать, прижимаю к умывальнику с одной стороны и к себе с другой. Черт. Как же я скучал по ее запаху и близости. Меня просто уносит в чертов рай.

— Чего ты добиваешься, Волков? Ты хоть понимаешь, что сейчас опозорил меня передклассом.

— Да брось, Ксения Александровна, все и так в курсе, что я от тебя без ума, я этого и не скрывал, — обхватываю пальцами ее подбородок, поднимаю голову, вынуждая смотреть мне в глаза. Слезы в уголках ее глаз мне душу рвут, все-таки я скот.

— Я твой учитель, Волков, я тебе не девочка со двора, пойми ты это уже наконец, иначе я вынуждена буду…

Не могу больше, просто наклоняюсь и затыкаю ей рот поцелуем. К черту. К черту. К черту. Все к черту. Я с ума от нее схожу, дурею просто. Думаю о ней бесконечно. Она теряется лишь на секунду, а потом начинает колотить меня своими малюсенькими кулочками, все равно что скалу иголкой дробить. Александровна шипит, вырывается из моих рук, словно птичка, оказавшаяся в тисках.

А потом по всему помещению разносится звонкий хлопок, эхом отражающийся от стен, и я чувствую яркую вспышку боли. Пощечина. Александровна зарядила мне чертову пощечину. Я отпускаю Александровну, потираю пострадавшую от удара щеку, облизываю губы, на которых еще остался вкус руссички.

— Никогда больше не смей так делать!

Глава 1

Егор

— Ты че творишь?

Я буквально слетаю с кровати и, путаясь в одеяле, с грохотом валюсь на деревянный пол. Мокрая ткань противно липнет к телу, пока я пытаюсь выбраться из созданной мной же самим ловушки. Наконец поднявшись на ноги, откидываю в сторону мокрую тряпку, и смотрю на лучшего, чтоб его дебила, друга.

Смотрю и думаю о трех вещах: первая — почему именно этот идиот мой лучший друг, вторая — чем я думал, когда давал придурку ключи от хаты, третья — убить его сразу или сначала помучить?

— Это всего лишь вода, как тебя еще было разбудить? — он даже не пытается изобразить раскаяние, стоит с чайником, из которого только что полил меня и мою постель, и лыбится во все тридцать два.

Я решаю выбрать третий вариант, но тут мой взгляд цепляется за одежду лучшего друга. Увидеть Белова, одетого с иголочки, в идеально выглаженной рубашке, черных брюках и, чтоб его, с галстуком на шее, можно только два раза в год — на линейке в честь первого и последнего, блин, звонка. И если еще не май, а сегодня точно не май, потому что вот только вчера было лето, то значит это только одно.

Да чтоб тебя!

Первое, чертово, сентября!

Бросаю взгляд на стоящие на тумбе часы и волосы встают дыбом. Это как я, блин, умудрился проспать? Часы услужливо показывают семь тридцать утра, а линейке, с серьезным видом и при всем параде, я должен стоять ровно в восемь пятнадцать. И тут вырисовываются проблемы: первая — я ни черта не приготовил с вечера, кроме восьми будильников, которые благополучно выключил, и даже не помню как и когда, вторая — необходимо успеть привести в приличное состояние брюки и рубашку, которые я не надевал с последнего звонка, ибо не только Белый надевает их лишь два раза в году, но и я.

И я до сих пор не уверен, что мои брюки не пожрала моль. Моль вообще жрет брюки? Личинки вроде всеядны...

Какая к черту моль?

Судорожно пытаюсь заставить мозг работать и вспоминать, куда я запихнул прекрасное одеяние, когда Белый, успевший выйти из комнаты и избавиться от чайника, возвращается с костюмом в руках.

Я уже говорил, что у меня самый лучший друг на всем белом свете?

— Будь ты бабой, я б на тебе женился, — сообщаю ему и вылетаю из комнаты. Бегом в душ, чистить зубы и на линейку, блин, на линейку.

— Да нафиг ты мне сдался, — летит в спину.

Водные процедуры занимают не больше пятнадцати минут, а еще через десять я готовый мнусь в прихожей, натягивая на себя вполне приличные, но вообще неудобные туфли. Кто вообще придумал форму? Кто, блин, придумал туфли?

— Спасибо, — коротко бросаю другу, когда мы покидаем квартиру.

— Не за что, так и знал, что ты просрешь все на свете, — ржет он, пока мы, предусмотрительно проигнорировав лифт, сбегаем по лестнице, так --">